Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - К. Рехаге

– До Синьцзяна?!

– До Казахстана!

На меня смотрят три лица, полные восторга от размеров своей пустыни.

– Я имею в виду только этот отрезок, – уточняю я.

– Этот? Ну, где-то десять ли.

То есть пять километров. То есть полтора часа.

Когда я наконец снова перешагиваю через линию и попадаю на зеленую сторону, я чувствую себя совершенно высохшим. Я падаю у входа одного из домов, выхватываю из рюкзака бутылку и одним глотком опустошаю ее. Прохлада растекается по моей груди и медленно гаснет.

Десять тысяч ли. Как я с этим справлюсь?

Я слышу предостерегающие голоса: мой отец, который постоянно видит меня бегущим от чего-то, моя бабушка, которая утверждает, что по донышку винной бутылки узнала, что в Гоби меня постигнет смерть. И, наконец, тот вечер в Пекине, когда я сидел в ресторане с одним режиссером и его свитой, и он высмеивал мой план. Язвительным тоном он много раз доказывал мне, что это совершенно невозможная затея – пеший поход через Гоби.

Дверь за моей спиной открывается, входит молодая женщина. Увидев меня, она сначала пугается, потом начинает смеяться. У нее легкие шаги, а платье похоже на само лето.

– Там впереди еще много пустыни? – спрашиваю я, и она послушно смотрит в том направлении, куда я указал.

– Ну да, потом много. Но до нее еще далеко.

Она садится на мотороллер, заводит его и с громким ревом уезжает. Ее волосы развеваются по ветру. Я достаю из кармана яблоко. Оно душистое и очень сладкое.

Следующие дни проходят легко. Я встаю в предрассветный час, следующие пару часов иду, потом ложусь на землю в тени какого-нибудь дерева. Я сплю, потом иду дальше. Улицы тенистые, а там, где тени нет, по обеим сторонам видна зелень. Нет зелени на небольших отрезках пустыни, не больше пары километров.

Однажды мне встречается мотоциклист. Он приехал с северо-востока, работает психологом и взял месяц отпуска, чтобы объездить на своем красном коне всю страну. На мой вопрос о размерах пустыни он отвечает, что главная опасность не в размерах, а в людях. Так, в Тибете пара мракобесов чуть не стащила его с седла.

– Может, они просто хотели избить меня за то, что я ханец. – Он ухмыляется. – Или хотели ограбить меня.

Прежде чем попрощаться, он дает мне еще один совет: я должен остерегаться пчел. По дороге он попал в их рой и вышел оттуда совершенно искусанным.

Пчелы! Я содрогаюсь при одной мысли о них.

И снова я был виноват сам, потому что и на следующий день не взял с собой еду. Улица привела меня к нагорью, где, судя по карте, на протяжении почти сорока километров нет ни одного населенного пункта.

И все-таки я не потрудился сделать запасов больше, чем обычно, потому что я понадеялся на шоссе, идущее в том же направлении, что и улица. «Там уж мне наверняка встретятся пропускные пункты или заправки», – думаю я. Но их здесь нет.

Я выпил почти уже всю воду, а есть вообще больше нечего. Хорошо, что ветер гонит над Гоби плотные облака, так что от жары я не страдаю. И все же я сожалею о том, что мне недостает предусмотрительности.

Я лежу в поле и рассматриваю кроликов, которые с не меньшим любопытством поглядывают на меня. Приближается группа мотоциклистов: это пенсионеры, трое мужчин и две женщины, они едут на прогулку по горам. Они радушно предлагают мне воду, и, когда я с жадностью прикладываю бутылку к губам, они впихивают еще две бутылки холодного чая во внешние карманы моего рюкзака. Вы, молодежь, не слишком предусмотрительны, замечают они покровительственно. Кроме того, они советуют опасаться надвигающейся бури.

Далекие раскаты грома застали меня, когда до Фэнчэнпу оставалось еще четыре километра. Я смотрю вверх: небо приобрело зеленоватый оттенок, с южных холмов сюда ползет черная стена облаков. В центре этой стены сверкают молнии.

Я кажусь себе ничтожной песчинкой на поверхности Гоби. Впрочем, на мне по-прежнему тридцать килограмм багажа. Однако я бодро орудую лыжными палками, когда тучи настигают меня. Я несусь вперед широкой рысью.

В воздухе пахнет металлом, хотя, может быть, это мне только так кажется. Чем ближе подходит гроза, тем громче грохочет гром и темнее становится небо. Я думаю о кроликах: им-то хорошо, эти зверюшки просто спрячутся в норе и переждут, пока все успокоится. А я ношусь тут, по пустыне, и отчаянно боюсь.

Первые капли падают на меня, как удары, колотят по лбу, по куртке! Я смотрю наверх: вот они, облака, мрачные, тяжелые, выпуклые, стремящиеся прижаться к земле и переплестись в плотный темный купол. Впереди уже видна деревня, я могу разглядеть ее дорожную табличку, которая возвышается над дорогой словно громоотвод. Фэнчэнпу. Ужасная деревня.

Я не прохожу, а проношусь мимо таблички галопом. Рюкзак бьет меня по спине, сзади негодует гром, я пробегаю первый дом, второй. Капли дождя барабанят по куртке, а я, добежав до третьего дома, барабаню в дверь.

– Здесь есть где-нибудь гостевая комната?

Хозяйка с беспокойством смотрит мимо меня на тучи и на то, как я невольно втягиваю голову в плечи.

– Ну входи, – приглашает она наконец, – у нас есть свободная комната.

Мне достается крошечная комната с каном и одностворчатым окошком, по которому струится дождь. Это прекрасно. Я скидываю с себя багаж и скорее бегу в холл.

– Здесь где-нибудь есть ресторан?

По правде говоря, мне совершенно не хочется опять выходить наружу, но от голода у меня подкашиваются ноги. Женщина указывает на следующий перекресток, и вот я снова в пути.

Дверь ресторана открыта. Я отодвигаю занавеску из пластиковых ламелей и вхожу в пустую комнату. На стенах висят постеры, изображающие цветы и природу, столы из темной древесины. Внутри тишина, а снаружи ливень и раскаты грома.

– Вэй? – зову я, и на секунду мне кажется, что я снова оказался в храме мастера Яня в горах. Мой голос стихает без ответа. Но вот из двери выглядывает девочка и тотчас испуганно закрывает лицо руками.

– Папа, тут чужой! – кричит она. В дверях появляется повар.

– Вы открыты? – спрашиваю я, и он кивает. Я так этому рад.

Утром я просыпаюсь на теплом кане, и все уже позади. Лишь осел провожает меня удивленным взглядом.

Я выхожу из деревни на северо-запад. До следующего поселка еще двадцать километров. По дороге мне попадаются лишь кусты с крошечными фиолетовыми цветами и пара разрозненных деревьев. Собственно, от поселка почти ничего не осталось. Вокруг пустой парковки ютятся лишь несколько ресторанов и сувенирных магазинов, но, похоже, клиенты уже давно не заглядывали сюда.

«ВЫСТАВОЧНЫЙ ПАВИЛЬОН ВЕЛИКОЙ СТЕНЫ» – написано на розовой табличке, за которой действительно можно ее увидеть. Она тянется от горизонта к горизонту, массивная глиняная стена, сквозь которую, как след от удара кулака, проходит шоссе.