Мефодий Буслаев. Третий всадник мрака - Дмитрий Емец

– Будь он способен на это, он сделал бы это сразу, вдохнув втебя посланца. И уже потом, пользуясь твоими силами – а он, поверь, в отличиеот тебя умеет это делать – он расправился бы с остальными. Но твоя защита, окоторой ты даже не подозреваешь, слишком сильна. В результате Кводнон предпочелнапасть на девчонку.

– И что же нам делать? – спросила Даф.

Ей, наконец, удалось усмирить Депресняка. Кот уже не шипел,хотя все еще ощущалось, что он напряжен. Причем основное беспокойство для котаисходило, как видно, от Мефодия. Кот не отрывал от него красных глаз и щерилмелкие зубы. Похоже, что-то в Мефодии не нравилось ему или казалосьподозрительным.

«Странно… Он же неплохо к нему относился!» – подумала Даф.

– Что нам делать? Как быть? Кто виноват? Ты че, больной? Искока стоит? Эти пять вопросов определяют действительность на двести лет вглубьи на триста лет вперед. Особенно популярны вопросы три и пять, – проворчалАрей. – А делать нам вот что, дорогая светлая! Продержаться ближайшую ночь и,возможно, еще одну после этой. Мефодия нельзя ни на минуту оставлять одного… Мыбудем дежурить все по очереди. Я внизу, в подвале. Улита в приемной. А ты, Даф,хм… пожалуй, тебе придется на ближайшее время стать его тенью. Чуть чтохватайся за свою многозарядную дудочку!.. И, кстати, совет: не давай ему спать.

– А спать-то почему нельзя? – удивилась Даф.

Арей оскалился, что с учетом ситуации могло означать улыбку.

– Мрак сильнее во сне. Именно тогда все темные желания лезутнаружу, – сказал он.

* * *

Помня приказ Арея стать тенью Мефодия, Даф отправилась в егокомнату. Лукавая кровать-перевертыш, разрубленная мечом Древнира, исчезла.Теперь ее заменяло старинное ложе, очень неудобное на вид и жесткое.Заинтересовавшись, Дафна обнаружила сбоку медную табличку:

«Запасники Тартара.

Наименование: ложе.

Инв. № XXVIII

Предыдущий владелец: Прокруст»

– Откуда это? – спросила Даф.

– А-а-а… Тухломон подсуетился! – махнул рукой Мефодий.

– И как, спать можно?

– Вообще я хотел бы что-нибудь помягче. А это даже хужераскладушки. Похоже, у Прокруста был сколиоз, если он спал на такой деревяшке.Там еще такие штуки были, которые тебя опутывают, когда ты ложишься, но я ихмечом отсек. А чем это ложе-то провинилось, что в Тартар попало? –поинтересовался Мефодий, зевая.

Даф подумала, что расскажет ему об этом в следущий раз.

Они играли сначала в шахматы, потом в шашки, затем в карты.Наконец и карты выпали у Мефодия из рук. Король стал путаться с валетом, а убубновой дамы обнаружилась вдруг неприятная песья морда.

Мефодия клонило в сон. Веки смыкались. Ему смутно чудилось,что к каждой реснице привязали по прочной леске и теперь за них тянут маленькиечеловечки. Кроме того, что-то жгло его шею с правой стороны, там, где на воротебыл мак. Мефодий несколько раз принимался чесать шею ногтями. Зуд как будтопрекращался. И снова его голова начинала опускаться.

– Эй! – сказала Даф. – Эй! Ты не спишь?

Мефодий очнулся. Его голова мотнулась назад.

– Угум… – сказал он.

– Угум – спишь или угум – не спишь?

– Угум – это просто угум… Слово, которое значит все, что емухочется значить… Не сплю. Просто задумался.

– Я так и поняла. Подумать иногда бывает полезно… В смысле,прежде чем сделать что-нибудь еще… – вежливо согласилась Даф.

– А как ты ухитряешься так долго не спать? – спросилМефодий.

– Ну… – протянула Даф. – Мы же тренировались в Эдеме… Ипотом, что такое по большому счету сон? Сброс мыслей и заморочек предыдущегодня, чтобы назавтра все начать с нового листа.

– И долго вы там не спали? – спросил Мефодий.

«Пятьдесят лет», – хотела сказать Даф, что было правдой, новместо этого ответила:

– Ну некоторое время… Не помню точно.

– Но больше двух суток?

– Чуть-чуть больше, – сказала Даф, успокаивая себя тем, чтоне слишком соврала, так как не называла точных цифр.

Она старалась лишний раз не подчеркивать, что старшеБуслаева почти на тринадцать тысяч лет. В конце концов, время в Эдеме идетсовсем не так. Не на пустом же месте появляются сказки о людях, которые,заблудившись и проведя всего день или два у загадочного народца, возвращались всвое селение спустя двести лет.

Даф подошла к окну и выглянула сквозь прорезь сетки. Судя позвездам, было около трех часов. Осталось продержаться до рассвета, хотя и тогданаверняка не станет легче. В конце концов, Чимоданов угодил в подвал вообщесредь бела дня.

Голова Мефодия вновь начала клониться. Даф несколько разокликнула его, но он уже не отвечал. Она хотела потрясти его, но отчего-тозасмотрелась на его профиль, светлые волосы.

«А ведь в нем нет ничего особенного. Или есть? Все такзапутанно. Иногда мне кажется, что я люблю его, а иногда мне на него плевать…Хоть бы его и вообще не было. И зачем я надела тогда ему на шею свои крылья?» –подумала она не в первый уже раз. Сомнения, извечные сомнения, неразлучные слюбовью, опять начинали подтачивать ее.

Даф протянула руку, чтобы коснуться плеча Мефодия иразбудить его, как вдруг что-то не то укололо, не то обожгло ей внутреннюючасть запястья. Это было неведомое прежде ощущение – ее и жгло, и одновременноморозило. Ей чудилось, что по сосудам ползет лед, сковывая горячую кровь. Дафвскрикнула и уставилась на запястье. Там подрагивали два красных шарика крови –след укуса.

Мак на воротнике у Мефодия превратился в ледяную змейку. Онаобвилась вокруг шеи, укусила в сонную артерию и, став тонкой как нить,протиснулась внутрь сквозь след от укуса. Все произошло почти мгновенно.

«Это из-за меня! Я пропитала мак своей кровью! Кровьрожденной в Эдеме дает силу артефактам мрака! Я, страж-хранитель Мефодия,погубила его!» – подумала Даф.

Мысль была ясная, однако саму Даф все сильнее охватывалобезразличие. Это было то самое безразличие, которое накатывает порой срединочи, когда, проснувшись случайно, пытаешься думать о вещах, представляющихсяужасно важными днем. И вещи эти кажутся неважными, посторонними, мелкими. Дажето, что все мы когда-нибудь умрем, не ужасает. Просто хочется нырнуть в сон иостаться в нем как можно дольше.