Большой облом - Владимир Хачатуров

Игорь расстегивает рубашку, смотрит на свой пупок и печально констатирует наличие одной только ладанки.

– Будет, – обещает Майкл. – Причем обряд совершит не рядовой поп, а какой-нибудь иерарх чином не ниже архиерея. Крестным отцом – весь муниципальный совет. Крестной мамой советую выбрать нашу мэршу, Светлану Борисовну. Крестик, само собой, золотой, тоже с бриликами… Могут даже коттеджем в каком-нибудь престижном районе сдуру облагодетельствовать, или шикарной тачкой… Ты какую предпочитаешь: бомбу? Мерина? Джип? Порш?.. Слушай, бери «бентли», не прогадаешь…

Хватили еще по одной. Майкл, заглянув в горлышко бутыля, сообщил, что уже проглядывает дно. Правда, смутно. Икнул и убежденно прибавил, что напиваться в тюрьме вредно: некуда выкинуть эту проклятую майку…

– Понимаешь, Игорек, – откровенничает Туров, – хмель пробуждает во мне предубеждение против этой детали туалета, от которой воспитание не позволяет отказаться…

Биограф вдруг вскакивает с кресла, снимает с себя рубашку, срывает майку и, протягивая ее охраннику, приказывает тоном, не терпящим возражений:

– Александр, выкинь ее с глаз долой!

Александр берет майку и скрывается с ней из пределов видимости. Туров плюхается обратно в кресло с блаженной улыбкой циркового клоуна избавившегося, наконец, от проклятого бумеранга.

– Извини, Майкл, но я не могу принять этой награды.

– Почему?

– Потому что… я – не я…

– А кто? Антонио Бандерас?

– Дался тебе этот Бандерас!

– Ладно, черт с ним, с Бандерасом. Признавайся, кто ты?

– Не знаю.

Игорь роняет голову на стол и засыпает. По щеке его медленно скатывается крупная пьяная чистая слеза.

Общеизвестно, у профессиональных барменов всего два душевных состояния: они либо сосредоточенно протирают бокалы, либо тупо ухмыляются вздорным выходкам клиентов. У бармена забегаловки под звучным названием «Синбад» душа явно предпочитала пребывать во втором состоянии, однако, в виду того, что единственный клиент, примостившийся за стойкой с двойной порцией виски, не выказал никакого расположения нести вздор, ей пришлось довольствоваться первым. Со случайными клиентами всегда так, – приходится подлаживаться, проявляя тактичность в пределах оплаченной обходительности. Пусть почувствует, что здесь уважают не только его кошелек, но и его душевное спокойствие. Если оценит, станет завсегдатаем, а завсегдатай – это уже не обычный клиент, но привилегированный, что налагает и на клиента определенные обязанности. Например, считаться с настроением обслуживающего персонала на правах старого знакомого. Согласимся, что в стране, где с незапамятных времен принято оправдывать неуместность своих визитов всегда уместной тоской по человеческому общению, не мыслимому без совместного распития крепких напитков, такое положение, какого достигли клиенты бара «Синбад», можно считать прогрессом цивилизации, вселяющим надежду на то, что когда-нибудь и в этой части света научаться уважать не только свои сиюминутные прихоти, но и себя в целом, – как личность ни в чем не уступающую пресловутому татарину. Или на худой конец обзаведутся культурной привычкой заблаговременно предупреждать о своем незваном появлении с неизменным многоградусным сим-симом под мышкой и вечной нуждой в тепле, участии и посильной закуске – на устах.

Как знать, не подобного ли рода рассуждениями успокаивал себя бармен, наводя вафельным полотенцем глянец чистоты на посуду и нет-нет поглядывая в сторону словонеохотливого клиента, застывшего в позе изнеможенной задумчивости над стопкой едва пригубленного виски. С виду посетитель походил на обычного отдыхающего, потерпевшего какую-то личную незначительных размеров катастрофу: не то в пух и прах проигравшегося в рулетку, не то застукавшего жену с пляжным мальчиком. Что ж, жизнь, говорят, пресна без острых ощущений, в число которых входят, помимо упомянутых, еще и вооруженные конфликты, погоня за наживой, венерические заразы и даже поиски смысла собственного существования.

Кульчицкий залпом опорожнил стакан и хлопнул в ладоши, подзывая на американский манер бармена. Бармен, не привыкший к изящному заокеанскому обращению, вытаращил задумчивые очи, словно интересуясь: чего это он расхлопался, и одновременно прикидывая, что ежели таких хлопотунов соберется у стойки хотя бы с пяток, то ему ничего не останется делать, как пуститься с кастаньетами в пляс. Щас, только самбреру на уши натяну… Кульчицкий, не дождавшись реакции, постучал по стойке монеткой. Совсем другое дело, – решил бармен, с облегчением откликаясь на родные звуки.

– Повторить? Или чего другого набулькать?

– Это Дэниелс был? – скривился клиент, кивая на свой пустой стакан.

– Данила-с, – подтвердил бармен.

– Джек?

– Он самый.

– Сам химичишь или хозяин от химиков возит?

– Хозяин конечно. Из Глазго выписывает. А что? Вкус не тот или градусом слабоват?

– Повтори. Безо льда, без содовой, но с лимоном.

– Может, Катюхи-с плеснуть? – предложил бармен. – Она вроде покрепче будет… Или Аньки?

– Ты еще красную шапочку мне предложи, – буркнул нерасположенный к экспериментам клиент. К расспросам, впрочем, тоже. Анька – это, скорее всего, «Queen Anne». А Катюха кто такая? «Catty Sark» что ли?.. Нашел чем голову забивать, упрекнул себя Кульчицкий и вновь в великой задумчивости уставился на устрашающие рожи бутылочных этикеток.

Утверждают, будто по закону чересполосицы за каждым неприятным сюрпризом следует приятный. Ну и где же этот приятный? Почему запаздывает, каналья? По какому праву очередь вперед себя пропускает? Или, может он, Кульчицкий, чего-то недопонимает и все это безумие следует считать приятным сюрпризом?.. Господи! во что же верить, если даже законы природы не соблюдаются?!

Между тем информация, стоившая стольких нервов, денег и беготни, не желала укладываться в голове Станислава Эдуардовича. Не то чтобы она превышала его интеллектуальные возможности, просто не было душевных сил во все это дерьмо верить. А отмахнуться – не получается. Во-первых, нервов с деньгами жалко. Во-вторых, слишком всё это дерьмо между собой согласуется, идентично по консистенции… Но ведь должен быть какой-то выход. То есть не какой-то, а с минимальными потерями. А если должен, – значит есть…

Мысль его билась в страшных конвульсиях родовых схваток. Со стороны казалось, что он вот-вот то ли крикнет «эврика» и шутя решит все десять дифференциальных уравнений Эйнштейна, то ли пошлет весь мир в безразмерное влагалище матери-Кибелы и закажет бармену двойного цианистого. Вот ведь петрушка какая: оказывается, жизнь не так проста, как его учили. Великая, между прочим, подлость с ее стороны. Опять он балансирует на самом краю эмоциональной пропасти, отчаянно цепляясь за чахлые кустики здравомыслия. Хотя начиналось все многообещающе. Раскинула Ванда Митридатовна карты заповедные, покатала яблочко черное по тарелочке белой, заглянула оком тайным в Книгу Судеб и давай клиента расстроенного обнадеживать – мол, суета это всё сует и томление слухов, и полоса твоя черная суета, и неприятности твои мнимые, а ждет тебя, касатик, дожидается исполнение заветных желаний души твоей, причем в самом что ни на есть ближайшем будущем. Посему не томись и духом не падай, но вверь себя Богу совести твоей и следуй велениям его. Итого: три тысячи баксов за визит, не считая муниципального налога и чаевых швейцару… Так что на встречу с неким Томасом Вейдле Станислав Эдуардович отправился почти что окрыленным. Ну то есть крылья уже прорезались, но перышками обрасти еще не успели. Вот Томас этот крылышки-то ему и подрезал. Вернее, начал он, другие закончили. Стесали подчистую. Словно и не было их никогда. Рожденный летать, должен сперва поползать. Вот и ползи, гусеница капустная, и надейся, что при выполнении определенных условий, махаоном сделаешься… А Томас этот таким же эстонцем оказался, как он, Кульчицкий, турком. Что он, эстонского акцента не знает? Слава Богу, выучил наизусть за время долгого общения с Яаном Ивенсоном. Да, почерк Яана. И стиль вроде его же: сухой и деловитый. Да только прагматичной обоснованности не хватает. Никогда бы Яан вот так с бухты-барахты, через незнакомого человека такую серьезную операцию не затеял бы. Шутка ли – все предприятие срочным образом за границу перекинуть. Будто бы в виду грозящих неприятностей в нынешней стране его (предприятия) пребывания. Это ведь не швейные машинки, даже не станки, – люди… Либо, пишет, продать через его представителя в надежные руки. Правда, цену предложили достойную. Не стог – стожище зелени!.. Станислав Эдуардович чуть кофием не поперхнулся. Завлекают, гады! Глаза порошат! Но не на таковского напали, прохиндеи! А вот свяжете меня с Яаном, тогда и продолжим переговоры… А псевдоэстонец этот в ответ: мол, к сожалению, в данный момент господин Ивенсон находится вне зоны нашей досягаемости. А дело не терпит. Time, как говорится, is money, посоветуйтесь с вашим покровителем, сэром Лядовым. Возможности у него неограниченные: пусть проверит нашу кредитоспособность по своим каналам, если вы в ней сомневаетесь…