Война - Евгений Шепельский

Как бы сбить ему наводку?

— Дурачок, дурачок! Дурачо-о-ок!

Хват замолк, и я тут же сказал:

— Лес со мной говорил!

Наступила пауза, в течение которой по двери успели нанести не меньше десятка ударов. В глубине чердака раздался металлический щелчок.

— Ле-е-ес… Зачем же мне лес, дурачок? Грибов там еще не-е-ет…

— Они знают о тебе! Я им рассказал!

Пауза. Ворволака слушала.

— Тебя ждут дома, Хват!

— Ле-е-ес… — Эльф рассмеялся звонко. — Какое мне дело до живых мертвецов, дурачок?

— Они ждут тебя… дома!

— Дурачок-дурашка… Лес пожрет мой разум. И не станет больше Хвата! Лес соединит меня с собой! — В его голосе прозвенел страх. Хорошо скрытый глумливыми интонациями страх. Хват безумно, до икоты, до истерики боялся Леса.

— Лес очень хотел тебя коснуться!

Глумливый смешок в ответ.

— Лес хотел вернуть тебя!

В дверь колотили, не ослабляя напора. Колотили молча, исступленно, даже, я бы сказал — истерично.

— Тяните, мастер Волк, тяните… — с натугой прошептал гаер. — Я вспомнил: зелье на тряпке, оно высыхает… зелье-то… Высыхает! И чем меньше его становится на тряпке, тем быстрее действует дурман! Нечестивцы сами в ловушке! Тяните время, а я — продержусь! Еще минутки две-три, и мы спасены!

Он не считал меня за бойца, имел в виду, чтобы я заговорил Хвату зубы до тех пор, пока антидот на тряпке не испарится и снотворный дым не сразит Нечестивых. Но я понимал, что Хват не станет терять времени и нападет раньше, чем его подельники уснут.

— Этот гнусный вертун… — вновь прошептал Шутейник. — Я успел его разглядеть! Вам главное не смотреть ему в глаза! У него черный глаз, правда! Сделает так, что силы ваши ослабнут. Поняли? Не смотреть в глаза!

Гипноз. Но на меня не слишком действует. Я смотрел в глаза Хвата на разбитом корабле. Куда больше меня заботит снаряженный пистоль, который может наделать бед.

Мысль пришла внезапно, одновременно с могучим ударом по двери: кто-то из Нечестивых пустил в ход топор или не менее тяжелую железку. Шутейник аж крякнул, привстал, повернулся и, растопырив руки, налег на баррикаду грудью. Зубы его звучно скрежетнули. Баррикада прыгала, будто при землетрясении.

Ворволака скользнула меж ближайших колонн. Я увидел шлейф тени, которая будто волочилась следом за бессмертным психом.

— Эй, Хват, — крикнул я спешно. — Лес настоятельно просил передать тебе одну штуку! Голоса непременно хотели, чтобы я вручил ее тебе лично!

«Штукой» могло оказаться что угодно. Сжимая шпагу правой, вспотевшей ладонью, левой я начал шарить в карманах форменных штанов. Как же скверно, что здесь не изобрели табакерок! Или бонбоньерок, куда укладывают леденцы. Или чего-то подобного. В карманах я обнаружил лишь плоскую серебряную фляжку, где еще болталось на донышке немножко виски.

Ну и что? Сгодится и фляжка! Невиданный эльфийский дар! Йохо-хо! Я выхватил фляжку и поднял ее на уровень плеча.

— Вот же он! И ты его непременно сегодня получишь!

Хват скользнул из тени в ближайший проход между мусорных колонн, взметнулась рука с тускло блестящим пистолем. Грянул выстрел. Фляжку выбило из моих пальцев, к счастью, я, предполагая нечто подобное, держал ее за горлышко, дабы падший мог легко попасть в цель.

Я ожидал выстрела, ожидал акустического удара, и приоткрыл рот, как делают в самолете, чтобы уравнять давление, но все равно в ушах засвистело, а вспышка ослепила на миг.

Я отпрыгнул к стене, слепо размахивая шпагой. Глаза ужасно слезились.

Пороховой дым облек Хвата просторным саваном, из которого прянула в мою сторону узкая, блестящая, похожая на скорпионье жало сабля.

Я выставил шпагу, парировал кое-как, перешел в наступление, бестолково тыча острием в дымный саван. Хват отскочил: я слышал, как вкрадчиво шаркают подметки его сапог. Отступает? Нет, завлекает в дымовую завесу. Тогда и я отступил. Он хохотнул, взбаламутил горький дым клинком, и снова напал. Его фигура, затянутая в черное трико, в туманном полумраке казалась болезненно худой, словно против меня выступал оживший скелет.

— У-ш-ш-кам-м больно, верно? А моим уш-ш-шкам нет… Не больно… Там затычки!

Удар-удар-удар! Я каким-то чудом выдержал этот напор. Пот начал заливать глаза. Молоты в голове превратились в тяжкий и страшный набат.

Шутейник был справа и немного сбоку, два-три шага назад, и я открою его спину удару Хвата. Там же и Амара; Хват играючи вспорет ей горло…

Мне нельзя было сделать эти два-три шага.

В дверь неистово, яростно колотила стая упырей.

— Есть наслаждение в том, чтобы выпить кровь у дурака! — Хват атаковал, я снова парировал, да так глупо и криво, что мою шпагу отбросило в сторону. Безумный эльф ударил, метя в шею, но я качнулся назад, и острие сабли сверху вниз прочесало нагрудник. Я отмахнулся шпагой, сделал несколько яростных замахов, эльф с хохотом отпрыгнул.

— Лес? Ты думал подарить меня лесу, дурачок?

Клинок у него, наверняка, отравлен. Малейшая царапина — и я отрублюсь, а ведь мне надо еще спасти Амару… Нет, никак мне нельзя умирать: на мне Амара. И Шутейник, который доверил мне спину.

Пороховая гарь быстро рассеивалась. Хват стоял посредине прохода, устремив на меня немигающий взор. Глаза, размещенные на узком лице, были мертвы. Интересно, почему они желтые? Ведь такого цвета радужка встречается лишь у хоггов?

Он снова перешел в атаку. У него была потрясающая организация движений, отточенная грация. Сабля без гарды — чтобы не цеплялась под одеждой — искала бреши в моей защите. Вдруг эльф душевно улыбнулся, обнажив ровные зубы, и я понял по мертвым глазам, что сейчас — вот прямо сейчас! — сабля положит конец моей жизни.

Стук и грохот в многострадальную дверь внезапно прекратились. Тот час Шутейник, извернувшись ужом, бросился на пол, прокатился в ноги эльфа. Как ни был тот ловок, но среагировать не успел, и мой гаер сбил бесноватого, будто кеглю. Хват завалился на груду корзин и ларей, я налетел, ударил ногой в его колено. Затем — от души! — прописал в челюсть, вернее — попытался это сделать. Хват скользнул вниз, на четвереньках, как обезьяна, пробежал между мной и Шутейником в сторону баррикады.

Я прыгнул следом, памятуя, что убивать чудовище ни в коем случае нельзя. Настиг, когда ворволака попыталась вскочить, повалил на пол. Мы схватились, как тогда, на корабле. Хват потерял саблю, и пытался уязвить меня кулаками, однако в рукопашном бою он был не силен, а навыками борьбы не владел, да и владел бы — моя масса решала. Тогда он вознамерился схватить меня за горло, сдавил изо всех сил. Вместо того, чтобы оторвать его руки или ударить по лицу пару раз, я потянулся к изувеченной выстрелом фляжке.