Война - Евгений Шепельский

— Брился тупой бритвой, — буркнул я. — Дайте мне еще час, Блоджетт. И — завтракать я не буду.

В приемной уже воцарился Гицорген. К счастью, в ротонду путь ему был заказан, а народ для раздачи тайных указаний и приказов Алые заводили с нижнего входа. Времени хватило помыться, вызвать генерала Клафферри и герцога Вейла Айордана из Адженды. Клафферри — на аудит военных складов. Немедленно, сегодня. Знаю, что там, на складах, шиш да не шиша, но посмотреть нужно. Айордан — аудит всей бухгалтерии Варлойна. Опять же — немедленно! Приказ — урезать везде, сокращать где можно, найти и заткнуть любые дыры, в которые утекают деньги Санкструма. Вот вам, господа, по приказу с моими подписями и печатями, и десяток Алых каждому в полное распоряжение. Всех, кто вздумает чинить препятствия — арестовывать. Действовать быстро и решительно.

Брауби явился — довольный, пушки — вещь! Полевые испытания прошли успешно. Суть ясна, нужная толщина дула и должный заряд — определены. Можно отливать подобные, пробную партию — штук десять. Но — металл. Но — селитра. Металл для ядер и пушек, селитра — для пороха. Серы в Санкструме полно, дешевый реактив, толченый уголь — тем более. А вот селитра… Раньше Брауби сам соскребал селитру со стен коровников, нынче же ее требуется очень много, пожалуй, что все коровники Санкструма столько не дадут. Природная селитра имеется у хоггов — с ними надо договариваться, платить звонкой монетой. Металла в горах Тервида нет, окромя золотых руд, но пушки из золота — дороговаты будут, да и мягкий металл золотишко, разорвет такую пушку к чертям и оплавит… Железа в Санкструме вообще очень мало, в основном привозное из Рендора, оттого оно дорогое, а ежели война начнется — то и вовсе поставки закроют.

— Железо нужно! — громыхнул алхимик. — И как можно быстрей!

Я сказал, что решу с селитрой и металлом. Пока — пусть Брауби наймет еще десяток людей, вдобавок к тем, что уже работают, и пусть все эти люди наскребут ему как можно больше селитры с окрестных коровников, хотя бы килограммов двадцать.

— И чтобы платили селянам щедро, — сказал.

Явился посланник от Литона: Морская Гильдия приведена к покорности, полностью разоружена. Анира Най в отсидке ведет себя тихо. Комендант порта адмирал Кроттербоун приступил к вербовке экипажей и посильному превращению торговых судов в военные. Требует хотя бы легкие доспехи и холодное оружие для тысячи человек. Ага, значит, он перевербовал матросов Гильдии, теперь делает из них матросов боевых — а оным нужно оружие, разумеется.

Где Дельбадо Роурих, которого я отправил к мятежному сынку? Уже много времени прошло… Как чувствует себя Амара? На ней контакты с брай и Великой Матерью… Где засел Таренкс Аджи? Голова разрывалась от мыслей, сердце — от массы нерешенных дел, которые надо делать спешно, как можно быстрее и — желательно — одновременно.

* * *

Похоронным поездом назывался ряд карет и повозок, растянувшийся по дороге к Норатору на километр. В первой — открытой — повозке в золоченом гробу возлежала мумия Эквериса Растара, по самый подбородок укрытая серебряным саваном, на стоимость которого бедняцкая семья могла бы купить себе стадо коров. Дальше, цепочкой, одна за другой следовали повозки с останками принцев и принцесс. По причине вполне ясной, оные останки везли в закрытых гробах, куда уложили доспехи и оружие — как боевое, так и парадное. Всего закрытых гробов было шесть. Шесть отпрысков Эквериса Растара погибли при взрыве бального зала. Принцы Хэвилфрай и Мармедион… Принцессы Авердая, Артулия, Невербенда, Варзалия… Я не чувствовал печали. Шествию остро не доставало еще одного гроба — с принцем Варвестом.

За катафалками следовала моя карета, а далее — кареты видных сановников и уцелевших дворян. Впереди, понятно, самые знатные, теперь — из Великих, дальше — мельче — из Умеренных, еще мельче — из Простых, и так до самой крысиной шушеры… Интересно, что чувствовал себя тот, кого Блоджетт, делавший расстановку, определил в самый хвост шествия?

Две сотни Алых сопровождали наш поезд.

Как на зло — стояла прекрасная солнечная погода, хотя мне, под стать настроению, хотелось сумрака и дождя.

Где-то в середину шествия затесались кареты Сакрана и Армада. На эспланаде, где, свернувшись змеиной спиралью, загружался поезд, мы не перемолвились и словом, однако послы смотрели на меня со столь красноречивым безразличием, что ясно было — знают все, мерзавцы, а если не знают — то подозревают, и подозрения их почти перешагнули грань уверенности. Я опасная и странная величина, которую желательно устранить любыми путями до того, как Варвест прибудет в Санкструм. Например, сделать вид, что купились на мои условия, принести половину требуемой суммы… Усыпить мою бдительность, так сказать, а самим готовить мое убийство… Однако господин архканцлер вчера вывернулся из ловушки, которую они подготовили руками Хвата. Экая досада… Знают ли они наверняка, что я готовлюсь к войне? Вот вопрос — так вопрос… Если знают, получается, что играют в неведение, валяют передо мной дурака и, в свою очередь, понимают — что я валяю дурака перед ними. Нет, наверняка они не знают — иначе не приставили бы ко мне соглядатая.

Гицорген — свежий, светлый, умытый, буквально лучащийся здоровьем, сидел на скамье напротив.

— Какая печаль! Какая жалость! — то и дело восклицал он. Похмелье у него, молодого дюжего бычка, прошло быстро.

— Бросьте, барон, — сказал я. — Я не знал своего отца, и, к великому счастью — не знал ни беспутных сестер, ни шалых братьев. Все они для меня лишь пустые абстракции, черные силуэты, их имена — бессмысленные звуки. Понимаете?

Он пришел в возбуждение:

— Но надо же выражать… скорбь! У нас в Рендоре обязательно нанимают плакальщиков! Будь та распоследний подлый крестьянин, или зажиточный купец, или благородный дворянин — все нанимают! И чем больше их идет за гробом — тем почетнее! Иные роды, бывает, соревнуются, собирая до полутысячи плакальщиков. А для похорон нашего обожаемого короля Байри шесть лет назад двор нанял пять тысяч человек!

— И все они плакали?

— Рыдьмя рыдали! — заверил он с девственно-чистой улыбкой. — Такой вой стоял до небес. Ох, Свет Ашара!

Лицемерие. Всюду лицемерие.

Барон извергал водопады слов, время от времени зыркая на меня глазом святой овечки. Но я был уже научен и знал, что передо мной — опытный, и по-своему искушенный в психологии соглядатай, чья задача поймать меня на лжи, расколоть, убедить сомневающихся что я крейн, пришелец, что я намерен бороться за трон.

Я задумался о человеческих качествах такого вот Гицоргена. Чем он живет, к чему стремится? Инфантильный честолюбец, любитель щекотать себе нервы опасностью, или нечто большее? Худшее? Какой-нибудь идейный фанатик возвышения Рендора над прочими странами, такой будет работать с удвоенной эффективностью. А умные фанатики, к сожалению, весьма полезны и действенны… при определенных обстоятельствах.

Гицорген словно уловил мои размышления, а может, прочитал по лицу, примолк, сказал задумчиво:

— Сегодня вы совершенно не нарумянились, не набелились, господин архканцлер! И были так вчера пренаряднейше одеты! А сегодня…