Война - Евгений Шепельский

Он увидел, глаза расширились, руки разжались сами собой.

— Нет! Нет! Не-е-е-ет!

Я схватил фляжку и с силой пришлепнул ко лбу бессмертного психа.

Он содрогнулся, глаза его вспыхнули ужасом и… закатились. Потерял сознание. Психосоматика сыграла. Болезненное внушение сработало. Он ведь до истерики боялся подарков мертвого леса.

Гаер приподнялся, потирая отбитый локоть, с трудом сглотнул.

— Ой-ой… Мастер Волк… Даже и не верится. Ох-х, ладушки-воробушки… дела, дела-делишки! А ведь вы его того, заговорили… Потянули время. Правильно потянули!

Я потер шею: похоже, кадык мне не придется ставить на место, а ведь был момент, когда мне показалось, что ладони Хвата практически его раздавили.

— Угу. И жив при этом остался. Хожу, дышу… Ругаюсь. Чудеса!

— Да уж, чудеса! — Хогг бросил взгляд на баррикаду. — Нечестивые сами попали в ловушку. Спят как младенчики.

Я подобрал искореженную, но не пробитую фляжку, с трудом освободил ее от пробки и пропустил жгучий, но такой сладостный глоток. Отдышался. И опустился на колени подле Амары. Сердце бьется слабыми толчками, отрава делает свое грязную работу.

Паника нахлынула, я забормотал:

— Амара… Шутейник… Она без сознания… Она говорила про какое-то Пристанище… Как мне… Слушай, как привести ее в себя хотя бы на минуту? Она должна сообщить мне, где Пристанище! Понимаешь?

Он взглянул на меня иронично:

— Ой, мастер Волк… Бросьте вы паниковать. Погодите! Разберем баррикаду и я сбегаю за клинком. Если не ошибаюсь, во-он та лесенка и есть путь отхода для всей банды. Нам проще будет вынести госпожу Тани именно этим путем. Что? Да знаю я, где это секретное Пристанище. Мы, хогги, много чего знаем, даже если делаем вид, что не знаем… Говорю вам: бросьте паниковать.

Глава тридцать пятая

Глаза я разлепил с трудом, выкарабкивался из сна долго, кажется, задыхался, да и голоса Стражей слышал — даром что на груди болтался новый амулет.

Голова — плачет, ноги-руки — стонут, задница, отбитая о седло — ноет, желудок и тот неразборчиво кричит о чем-то — с одной стороны, он не отказался бы от пищи, с другой — опасается, что после вчерашнего у него случится приступ морской болезни. Снотворный яд, антидот и огромная порция стресса прошлись по организму тяжеленным катком.

Мне бы в отпуск… Но время сжалось, как пружина, события несутся с огромной скоростью. Вчера был торжественный выезд, сегодня — похоронное шествие с целью захоронения мумии Эквериса Растара и останков его непутевых детей. Как говорится — свадьбы да похороны, инь и янь, белое и черное. Чем выше поднимаешься по властной лестнице, тем больше обязанностей на тебя вешают. В том числе вот таких обязательных торжественных ритуалов как парады и похороны. Я бы с радостью откосил, как вчера, но сомневаюсь, что мой двойник, пусть даже неразличимо изуродованный местной косметикой, выдержит близкое общение с верхушкой клира Церкви Ашара. Общаться — это не из кареты ручкой махать, да и Великие с Блоджеттом посмотрят косо — я, все же, в теле сына Растара, и обязан попрощаться с отцом и родственниками как полагается.

Над головой расписной потолок второго этажа ротонды. У двери кресло, на нем — кот. Делает вид что спит, а на деле подсматривает за мной одним прищуренным глазом. Ждет, когда встану. Тогда и он бросит свой охранный пост и утопает по кошачьим делам.

Меня не оставляли тревожные мысли об Амаре. Наведаться к ней сегодня не выйдет, но я могу направить Эвлетт… Нужно ей только испросить разрешение у Великой Матери на посещение Пристанища — самого бедного, обшарпанного из доходных домов на краю столицы, которым заведовала злющая, редкого уродства старуха… Все это была, конечно, маскировка, и уродливой ведьме не пришлось долго пояснять — как и что, хватило пары слов, вида беспамятной Амары и отравного клинка.

— Выживет, — сообщила спустя полчаса. — На грани она была. Принесли вовремя… А теперь ступай, архканцлер. Здесь не место для мужчин!

Ишь ты, сексистка. Мы вернулись к доходному дому Реннира Доловаца. Здесь дела были в полном порядке… И масштабы катастрофы мы увидели еще на подходе. Союз Нечистивых убил всех Алых, что ожидали в доме — а было их тридцать человек. Люди Ричентера, обмотав лица мокрыми тряпками, выносили трупы собратьев и складывали в ряд у порога. Лейтенант распоряжался, сам помогал выносить. Все окна были выбиты — для скорейшей вентиляции.

— Нечестивые в клетке, — доложил спокойно, хотя взгляд у него был возбужденно-злобный. — И Хват там же. Эти спят, а он очухался — буйствовал, кляп всадили, опутали сетью и цепями.

Разговор о компенсациях семьям погибших впереди. Да, Алые — наемники, но в ловушку их втянул все-таки я, я же и заплачу за это, и заплачу немало. Я оглянулся: набитый сеном фургон у лавки Максета уже потушили; виднелись сломанные ребра дуг, обгоревший, опрокинутый набок остов с деревянными колесами. Простейший отвлекающий маневр. У Хвата все было просто — и действенно. Подожженный фургон, снотворный дым, антидот и путь отступления в виде прочной доски, переброшенной на соседнюю крышу…

— Всех скрытно перевезти в казематы под казармами, — велел я, хотя распоряжение это Ричентер уже слышал ранее. В казематах Алых уже содержались шестеро Страдальцев из тех, что уцелели при атаке в старом порту. — Хвата в одиночку. Растянуть на цепях, в рот кляп, чтобы не перекусил себе язык. — Известный способ покончить с собой за решеткой — перекусить язык и истечь, либо захлебнуться собственной кровью. — Без меня… не пытать. Пальцем не касаться!

Пытки, да. Мне придется к ним прибегнуть. Хвата, возможно, не трону, а вот с Нечестивыми не стану цацкаться. Гримасы верховной власти, черт ее дери. И — я уже знаю это — Нечестивых мне придется казнить. Возможно — публично. Возможно — я отдам их Алым, тут как сами горцы решат, хотя лучше бы они решили казнить их прилюдно и официально.

Кто предатель-то? Откуда утечка? Даже Блоджетту я сообщил про сегодняшний день — мол, буду отдыхать, заниматься внутренними делами, потому и наладил на парадный выезд двойника, а сам…

Шутейник сказал с усмешкой, с хрустом прогнув назад шею:

— Мастер Волк, но Хвата-то мы все-таки поймали!

* * *

В дверь постучали, затем без разрешения открыли. Блоджетт вошел энергичной походкой. Он, похоже, молодел с каждым часом пребывания на посту главного сенешаля.

— Ваше сиятельство! Десятый час, ваше сиятельство! Похоронный поезд уже давно готов!

Я со стоном сел в кровати. Кот мгновенно вскочил с кресла, изрядно напугав сенешаля, сложился гармошкой, затем вытянул передние лапы, нагло и бесстрашно отклячив зад в сторону Блоджетта, от чего вид у последнего стал слегка удивленный.

— Какие-то у вас красные следы на шее…

Я встал, и меня шатнуло.