Война - Евгений Шепельский

Вот как. Вы все-таки знаете, что покушение не удалось, и времени разрабатывать новый план у вас нет…

Сакран сказал, мельком бросив взгляд на закрытый гроб с каким-то из принцев:

— Взамен вам будет пожалованы остальные деньги, охранная грамота и титул светлейшего герцога!

В вышине тяжко ударил колокол: бу-м-м-м! Почти в унисон с ним ударил второй: ба-м-м-м! Затем руки монахов, раскачав била, принялись выводить унылый и тягучий похоронный звон.

Я задрал голову, не забыв пьяно покачнуться. Две башни Храма — две звонницы — высоченные, квадратного сечения, с зубчатыми верхушками — накренились, вот-вот упадут! Отсюда сквозь окна-прорези я не видел колоколов, но звенели они будь здоров, даже в голове загудело.

— Это больше, чем я мог ожидать, г-господа.

— Это не все, — сказал Сакран с нажимом.

— Нет, не все, — повторил Армад.

— Вы отречетесь через три дня, господин Торнхелл, вот здесь, на ступенях Главного Храма Ашара в Санкструме.

Сердце кольнуло. Три дня? За это время Бришер не успеет вернуться, да он еще и не доехал до гор Шантрама… А мои войска… Черт… Ах ты ж…А пушки?

У меня ничего не готово!!!

Я чуть не завопил, как Анира Най — «Вы же мне крылья подрезаете!». Я не успею подготовиться к войне, организовать оборону! Я ничего не успею! Меня можно будет взять голыми руками! Почему же они ускорились? Узнали, что покушение не удалось? Поняли, что деятельно готовлюсь к войне? Насторожились из-за сожженных кораблей? Хитрые, хитрые бестии!

— Но вы же говорили… две недели…

— Мы пересмотрели наше соглашение, — сказал Армад.

— Вам, в сущности, нет разницы, когда отречься, — сказал Сакран успокоительно. — Неделей раньше, неделей позже, верно, Торнхелл? Ведь мы все обсудили ранее и пришли к единому и удовлетворяющему всех согласию. Ведь правда, Торнхелл? Правильно?

Он спрашивал будто с насмешкой. Будто наверняка знал, что я вожу их за нос.

Где-то я очень крупно прокололся. Но где?

Колокола вели погребальную песню. По Растарам. По Торнхеллу. По Санкструму.

Не будь я действительно немного пьян, я бы выдал себя — без сомнения, выдал! Но алкоголь помог сдержаться, хотя и великих трудов мне это стоило.

А ведь они смотрели, смотрели внимательно, два стервятника, искали в моем лице, взгляде, поведении следы паники.

А вот хрен вам, подумал я свирепо: не на того напали! Мы еще поплаваем, мы еще побарахтаемся! Соберу все силы, в кулак соберу, и так вам вмажу, что мало не покажется! Если помирать — так с музыкой! Но напоследок… нет, прочь мысли про «на последок». Я смогу и теми силами, что у меня есть, доставить вам неприятности, если надо — свяжу боем, свяжу обороной ваш экспедиционный корпус, продержусь, пока не нагрянет Бришер с подмогой.

— Да в общем… мне действительно все равно, господа, — пробормотал я. — Однако все это так неожиданно, так внезапно…

— Вы отречетесь через три дня, — сказал как припечатал Армад. — Это будет…

— Воскресенье, — подсказал Сакран голосом трескучим, как у простуженной вороны.

— Вы отречетесь через три дня, — повторил Армад. — В противном случае — никаких денег.

— Никакой охранной грамоты! — добавил Сакран.

— Мы объявим вас узурпатором.

— И будем считать Адору и Рендор в состоянии войны с Санкструмом.

— Считайте это нашим ультиматумом, господин Торнхелл.

Я растерянно повел руками.

— Господа… Не будем усложнять, господа. Я, разумеется… Я отрекусь! Но господин Блоджетт… И иные мои соратники… Они будут ужасно недовольны!

— Нас не интересует их недовольство, — проговорил Армад. — Вы переговорите с ними сегодня вечером, и дадите нам окончательный ответ завтра утром.

— Примите наши соболезнования, Торнхелл, — с оттенком пренебрежения бросил Сакран.

С тем они и ушли.

Глава тридцать шестая

Колокольный звон устремлялся в неприветливое небо, где кружили потревоженные то ли вороны, то ли голуби, то ли те самые кожаны, из которых добывали фракцию для черного мора. Солнце было затянуто блестящей, как речной перламутр, облачной пленкой. Я подумал, что днем, наверное, будет накрапывать дождь, а кровь, бурля, бежала по жилам, и сердце подстегивало ее, болезненно содрогаясь под рубашкой.

Никогда у меня не было панических атак. То есть — в Санкструме я боялся, и боялся по-всякому, но вот так — чтобы тряслись руки, потел затылок, выпрыгивало сердце и разум уплывал куда-то ввысь, к небесам — вот так я еще не боялся.

Сообщение послов вогнало меня в натуральную панику.

Послы растворились в толпе сановников. Подняли ставки и свалили, гады! Тут же со стороны портика сбежал, подобрав рясу, Омеди Бейдар. Ростом он по плечо Алым. Однако деловито, действуя жилистыми кулачками, распихал мою охрану, прорвался, остановился ступенькой выше — таким образом, сровняв свой рост с моим.

— Господин архканцлер!

Я медленно приходил в себя. Моргал. Старался глубоко дышать.

— А?

Он бросил мне руку для поцелуя, затем вспомнил, как я прокатил его на приеме и суетливо скрыл руку за спину.

— Все гробы занесены и установлены в надлежащих местах внутри храма, сейчас мы воскурим благовония и начнем панихиду!

— Очень хорошо, — замедленно произнес я. Мир, как будто, постепенно возвращался в прежнее состояние… Или это я втягивался обратно в этот мир. Здесь еще было много нерешенных дел.

— Хотел бы перемолвиться с вами, господин архканцлер, пока есть время… — Его черные умные глаза обшарили меня, даже в нагрудный карман заглянули, отметили, верно, и то, как быстро пульсирует на шее вена. — Не буду говорить про ужасную, поносящую меня статью в «Моей империи» — Ашар судья этому подлому хоггу Бантруо Рейлу, который, как мне ведомо, работает на вас… Бездушному мерзавцу нет места в Свете Ашара, и гнев божий обрушится… Однако нет, нет, я хотел поговорить об ином… И даже жизни брата Литона, да падет гнев Ашара на его голову, я не стану просить, хотя, видит Небо, сей беспутный брат заслужил своими деяниями смерти! Я прознал, что вы намерены отречься от трона в пользу всеблагого Варвеста, чьи деяния на благо церкви Ашара известны повсюду!

К чему ты, старый подлец, клонишь? То, что страна окажется под тотальным протекторатом Адоры и Рендора, тебе, как видно, по душе. И ни за что не поверю, что ты заранее не узнал от Сакрана и Армада о моем отречении! И на приеме, когда требовал в горячности от меня голову Литона — знал, но желание прищучить опасного смутьяна все равно погнало тебя к моему трону.

— Разумеется, я буду отрекаться, — сказал я. — Я не карьерист. Когда там? На следующей неделе… А, нет, в это воскресенье… Ну, вы же сами знаете когда.