The One. Единственный - Джон Маррс

– Доброе утро, – пробормотал Ник и шагнул к кофейному автомату.

– Привет. – Она поморщилась и поерзала на табурете.

– Не можешь удобно устроиться? – спросил он.

– Нет. И так всю ночь. Ребенок или давит мне на мочевой пузырь, или толкается.

– А как голова? Прошла?

– Не совсем. Мне нельзя ничего принимать – только в крайнем случае таблетку аспирина, но он почти не помогает.

– Может, стоить сказать об этом акушерке?

– А какой смысл? Она скажет мне, что в этом виновато высокое давление и что придется потерпеть. Ага, потерпеть… Это все равно что пытаться уснуть, когда у тебя в голове работает отбойный молоток.

– Может, тебе что-нибудь заварить?

– Да, травяной чай. Жасминовый с лимоном. Найдешь пакетики в буфете.

Ник поставил чайник на плиту, и пока тот не закипел, оба сидели, молча глядя перед собой.

С тех пор как Ник расстался с Алексом, прошло пять месяцев. Он написал письмо, в котором сказал, что выбирает Салли и ребенка. Письмо было длинным и прочувствованным, и он очень надеялся, что Алекс поймет его решение. И хотя тому наверняка было больно, Ник пытался представить, что было бы, попади Алекс в схожую ситуацию со своей бывшей подружкой Мэри. Он наверняка поступил бы точно так же. Увы, это почти не избавило Ника от чувства вины.

Это была самая трудная вещь за всю его жизнь; гораздо труднее, чем признаться Салли, что он влюбился в мужчину. Ребенок вырастет, даже не догадываясь, чем пожертвовал ради него его отец.

Ник без особой охоты вернулся в их общую квартиру, хотя спал теперь в гостевой комнате. Он надеялся, что резкий разрыв с Алексом ему будет перенести легче, чем болезненное, затяжное расставание. Увы, он пытался обмануть самого себя. Не проходило и часа без того, чтобы он не вздыхал по своей утраченной любви.

За несколько дней до отлета Алекса домой Ник стоял на пороге его дома. Он пришел извиниться. Алекс встретил его холодно и назвал трусом. Впрочем, он не смог обижаться на Ника слишком долго, и они договорились провести последние несколько дней вместе.

Увы, что бы они ни делали, куда бы ни ходили, их отношения были уже не те, что прежде. Нет, страсть никуда не делась, а вот смех, спонтанность, веселье ушли – их вытеснил бросаемый украдкой на часы взгляд. Оба вели последний отсчет, со страхом ожидая тот день и час, когда Алекс навсегда исчезнет из жизни Ника.

И когда этот день настал, он оказался гораздо хуже, чем Ник мог себе представить. Он хотел проводить Алекса в аэропорт, но в самую последнюю минуту расстроенный Алекс передумал, заявив, что ему будет легче, если он останется один. Их прощание свелось к долгим, молчаливым объятиям, пока наконец их не разомкнули настойчивые гудки таксиста. Затем, когда такси, свернув за угол, скрылось из виду, Ник сел на ступеньки крыльца и зарыдал. Он вернулся домой, лишь когда от слез уже саднило глаза и он больше не мог плакать.

Ник отменил отпуск и через неделю вернулся в рекламное бюро. Коллеги даже не догадывались, что произошло. Он с головой ушел в работу, а по выходным они с Салли, словно настоящие супруги, ходили по магазинам, покупая малышу «приданое». Ник сопровождал ее на занятия школы для беременных, оставался дома, когда к ним приходила медсестра, и массировал Салли ступни и лодыжки, если те отекали.

Со стороны могло показаться, будто их жизнь ничем не отличается от той, что была до его знакомства с Алексом. На самом же деле его тень никуда не делась и продолжала висеть над ними.

– Ты разговаривала недавно с Сумайрой? – спросил Ник. – Как там ее малыши?

– Я вчера отправила ей сообщение, – ответила Салли без особого воодушевления.

– Между вами явно произошло нечто такое, о чем ты умалчиваешь. Дети родились уже месяц назад, а ты ни разу не проведала ее.

– Я сто раз говорила тебе, что всё в порядке. Просто я даю ей время войти в новый ритм.

– Ты почти не виделась с ней, когда она ходила беременной. Признайся честно, какая кошка пробежала между вами?

– Ник, у меня раскалывается голова, и я жутко устала. Я не в том состоянии, чтобы говорить об этом.

В следующий момент чайник своим свистом вернул их в реальность. Ник бросил в кружку Салли пакетик с чаем и залил его кипятком. Внезапно его внимание привлек странный звук, будто в кухне где-то закапала вода. Он посмотрел на дно кружки, нет ли там трещины. Нет, все целехонько. И лишь услышав, как Салли вскрикнула, резко повернул голову.

– Воды отошли, – испуганно прошептала она. Ее пижама была мокрой, лицо искажено страхом.

– Но ведь срок через две недели…

– Скажи это ребенку.

Элли задыхалась. Как будто в грудь ей кто-то упирался коленом, не давая набрать воздуха. Пульс во всех десяти точках ее тела вибрировал, словно басы стереосистемы. Но единственным звуком в ее кабинете было эхо сделанного Мэттью признания.

«Держи себя в руках, Элли, – приказала она себе. – Он лжет».

– Ну что, каково это – знать, что тебя обвели вокруг пальца? – вкрадчиво произнес Мэттью, словно психотерапевт, беседующий со своим пациентом, и даже сложил перед губами пальцы домиком, будто этот жест добавлял искренности его вопросу. – Как чувствует себя кукловод, узнав, что за ниточки дергал кто-то другой?

– Понятия не имею, – ответила Элли, – потому что за мои ниточки никто не дергает. Все, что ты здесь рассказал, – полная чушь.

– Откуда в тебе такая уверенность?

– Мой компьютерный отдел это докажет. – Она взяла в руки телефон. Увы, сигнала не было. Схватила телефон на столе. То же самое. Со злостью посмотрела на Мэттью: – Что ты сделал?

– Блокиратор сигнала и две телефонные глушилки. Этакая современная клетка Фарадея[48].

– Что тебе от меня нужно?

– Ты не поверишь, но абсолютно ничего. Ни гроша. Никаких извинений или объяснений. С меня довольно того, что в течение нескольких дней, когда история получит огласку, каждый начнет сомневаться в том, действительно ли человек, что лежит рядом с ним в постели, и есть тот самый, единственный, кто должен там быть.

Внутри Элли будто что-то лопнуло. Моментально включился инстинкт самосохранения, выработанный за многие годы, когда она, женщина, пробивала себе путь наверх в корпоративном мире с его засильем мужчин. Элли решительно поднялась на ноги, чего Мэттью явно от нее не ожидал.

– Я просто отмету все твои обвинения. Да и кто вообще поверит тебе? – крикнула она. – У меня есть отдел по связям с общественностью, который зорко следит за такими вещами. Мы выставим тебя обиженным горе-аналитиком, который не имел должной квалификации, чтобы претендовать на работу у нас. Мы найдем все, что нам нужно знать о тебе, чтобы дискредитировать каждое твое слово. Я порву в лоскуты все, что осталось от репутации твоей матери, вываляв в грязи и ее саму, и ее мужика-педофила, а также любых твоих приятелей и знакомых. Твои игроки в воскресный футбол? К концу недели все они как один окажутся без работы, гарантирую. Я затаскаю тебя по судам, я подам на тебя такое количество исков, что у тебя не останется денег даже на кровать. К тому моменту, когда ты выйдешь из здания, мы найдем ту дыру, которую ты якобы прогрыз в нашей системе, и заделаем ее так, что никто никогда не обнаружит, что она когда-либо была взломана.