Рота - Олег Артюхов

Справа неподалёку знакомо бухнуло, ещё и ещё раз. Эт-то что ещё такое?! Твою ж маманю! Батура, две пушки приволок на прямую наводку. Пострелять напрямую по танкам захотелось. На неподготовленную позицию!! Фактически голым стоит!! Убьют ведь дурака! В поле разгорались танки. Ещё один. И ещё. Так. Вот и Батура отметился. А теперь вали оттуда подальше! Ва… Несколько взрывов слились в один, подбросили и повалили одну пушку и скособочили другую. Никого из расчётов не видно. Ну, покажитесь же. Нет. Никого.

Слева наш «неубиваемый» танк выдвинулся вперёд. Так. Молодец Варик. Сразу крайнего немца завалил. Ого. Ещё одного. Так, и ему в ответ прилетело. Даже отсюда видно, как огненным росчерком отлетают от корпуса трассирующие болванки. Лишь бы башня выдержала и не слетела с погона. Вот ещё в немца попал, и у того башню внутренним взрывом сорвало.

Сзади мощно рвануло. Вздыбилась земля, тугая горячая волна подбросила и швырнула меня вниз. И опять по спине прилетело что-то тяжёлое. Хек-х, вылетел из лёгких воздух. Впечатался локтём во что-то твёрдое. Оглушённая голова соображала туго. Кое-как разобрался, где верх, а где низ, выкарабкался из-под кучи земли, отряхнулся, протёр глаза и проморгался.

— Товарищ командир, Курянин… — словно через вату до меня донёсся голос Бали. Он помог мне подняться. На тёмном от копоти и грязи смертельно усталом лице белели глаза, в которых отразилась боль.

— Тьфу, — я выплюнул изо рта землю, — что Курянин?

— Вон, смотрите, — он моргал, стараясь прогнать из глаз слёзы.

На месте перекрытого окопчика, где мы прятали рацию, дымилась воронка, из которой среди торчащих дыбом обломков ствола виднелись неестественно вывернутая рука и край обескровленного лица с остекленевшими глазами. Прямое попадание фугаса. Прямо под ноги. И никакая броня не помогла. Судьба опять преподала нам потрясающий урок. Горло сжала обида и боль. Я с трудом проглотил горький комок:

— Лёша, беги в тыл, кликни всех наших, кого найдёшь. Пора.

— Я тебя одного не оставлю!

— Это приказ! Исполнять!

Баля убежал, а я опять забрался на танк и постучал в люк.

— Командир, вызывай оба танка, стерегущих в тылу шоссе. Пусть поспешат. Давайте ребята, ваш выход. Стреляйте точно, быстро и через выстрел маневрируйте. Иначе они вас засекут. Удачи, — и я спрыгнул с брони. Теперь эти танки тоже мишени.

Пробравшись вперёд и влево через поваленные деревья, я перевалился через задний бруствер и скатился в засыпанный гильзами и землёй окоп вблизи пулемётного расчёта. Быстро огляделся и приготовился к бою. Впереди пространство представляло собой невообразимую мешанину из горелого железа, воронок, куч выброшенной взрывами земли вперемешку с сотнями трупов, горящего бензина, едкого порохового дыма, рёва моторов и воплей людей. На миг меня охватила паника и тут же сменилась холодной яростью. Чувства как-то сразу притупились, будто замёрзли, в голове исчезли все мысли, осталось только сильнейшее желание убивать. Нормальный человек не выдержал бы такого, но в воспалённом сознании пульсировало только одно слово «долг», и руки крепче сжимали оружие, будто от нашего рубежа зависел исход всей войны! Кто знает, может быть и зависел.

Наш «неубиваемый» продолжал долбить слева, ему подпевали другие тридцатьчетвёрки, но и там уже имелись потери. Был отчётливо виден густой дым над одним из наших танков, другому снаряд разбил опорный каток, ленивец и разорвал гусеницу. Правый фланг отсюда был виден плохо, но и там над землёй повисла чадная копоть. Наверняка танкистам приходится туго.

Вот, подорвавшись на минах, в сотне метров замерли ещё два танка с крестами. Ещё один вспыхнул от попадания справа. Подбитые танки мешали проезду других. Немцы пытались спихнуть горящее или горелое железо, начинали елозить и попадали на прицел наших пушек. Однако, судя по выстрелам, и у нас пушек поубавилось. Слева палили лишь две тридцатьчетвёрки, укрывшиеся в овражке рядом с шоссе. Другие танки, похоже, вышли из строя. Один дымился догорая, другой только чадно разгорался, а третий по-прежнему замер без катков и гусеницы.

Как и в прошлый раз, немцы отчаянно рвались к нашим окопам. Наркотой их что ли накачали? Волна атакующих приблизилась вплотную. Немцы пёрли валом, шли во весь рост, орали и галдели. Да, они и впрямь, похоже, пьяные! Наши пули рвали их тела, а они лезли вперёд, как одержимые! Полное помрачение рассудка! Замешанные на страхе и шнапсе ненависть и фанатизм — поистине зверская смесь. С перекошенными яростью лицами гансы лезли через дымящуюся баррикаду из битой техники, куч земли и трупов перед нашими окопами и от безумного бешенства были готовы вцепиться в нас зубами. Пулемёты не умолкали. Взрывы гранат, многоголосый вой, несмолкаемый густой свист пуль и звериная ненависть накатывали раскалёнными волнами.

Я менял в автомате магазин за магазином, орал, матерился и уже был готов броситься в рукопашную, когда что-то изменилось. Секундой позже я понял: к нам подошла подмога. По немецким цепям в упор хлестнули пулемётные струи свинца и громыхнули выстрелы из танковых пушек. И немцы вдруг сдулись. Сразу сдулись. Словно опомнившись, они бросились назад, падали, отползали и навсегда замирали, скрючившись, на земле. На левом фланге тоже бой затих, а справа всё ещё раздавались очереди и хлопки гранат. Пару раз грохнула танковая пушка. Два взрыва и всё. Звуки боя стихли, словно впитались в землю, а шум откатился вдаль и замолк. Теперь тишину нарушали только шорох огня, стоны и жалобные крики раненых и треск горящих боеприпасов. Густо чадили почти прорвавшиеся к позициям танки, с которых свисали обгорелые деревяшки, дымящиеся человеческие останки, торчали тросы и какие-то железяки. Бой закончился.

С трудом двигая ногами, я добрался до штабной машины, но возле неё понял, что делать мне здесь нечего. Курянин погиб, рация разбита, шифроблокнот пропал. Сашка на левом фланге со своими ДШК. Вестовые и Дед с мальчишкой куда-то подевались. Склонившееся к закату солнце намекало, что заканчивается ещё один день войны.

Истратив все силы, и даже сверх того, я натурально собрался подыхать. Не в состоянии не только двигаться, но даже моргать, я сел на землю, привалился к колесу и выпал из реальности. Мягкая темнота заботливо обняла, избавив от всех бед и тягот. Но не успел я глаза сомкнуть, как из умиротворяющего покоя меня выдернул истошный крик:

— Смирно! Ты как стоишь, красноармеец?! На кого ты похож! Где головной убор! И, что это за тряпка на голове!

Я разлепил глаза и увидел, что по позиции шныряют какие-то посторонние бойцы с трёхлинейками, а на стоящего рядом со мной Балю орёт незнакомый гебешный