Тревожные люди - Фредрик Бакман

Спасать тех, кого можно спасти.

Наступила весна во всей своей неизбежности. Ветер старательно собрал остатки зимы, зазвенели деревья, запели птицы, природа с оглушительным грохотом обнажила все те места, где месяцами снег поглощал эхо.

Джек вышел из лифта, растерянный, в поисках нужной двери. В руках он держал письмо. Утром оно проскочило в почтовую щель и опустилось на половик. Внутри лежала записка с адресом, номером этажа и кабинета. Также там лежала фотография моста и запечатанный конверт поменьше, на котором значилось имя.

Зара видела Джека в участке, узнала его, несмотря на то, что прошло столько времени. С тех пор она снова и снова, раз за разом, переживала те мгновения и сразу поняла, что и он тоже.

Джек нашел нужный кабинет, постучал в дверь. С тех пор как человек прыгнул с моста, прошло десять лет. И столько же – с тех пор, как оттуда не прыгнула девочка. Она открыла дверь, но не узнала его, а его сердце разлетелось взрывом конфетти, едва он ее увидел, потому что он не забыл. Джек не видел ее с тех пор, как она стояла на парапете, но узнал ее даже в сумраке дверного проема.

– Да… я… – запинаясь начал он.

– Здравствуйте. Вы к кому? – приветливо, но недоуменно спросила Надя.

Джеку пришлось прислониться к косяку. Их пальцы соприкоснулись. Ни он, ни она не знали, как способны воздействовать друг на друга. Он протянул ей большой конверт, на котором корявым почерком было написано его имя. Внутри лежала фотография моста и адрес ее кабинета. Также там лежал конверт поменьше, на котором было написано «Наде». Внутри была маленькая записка, на которой Зара, явно стараясь, вывела восемь простых слов: «Ты сама себя спасла. Он просто был рядом».

Надя качнулась, и Джек поддержал ее за локоть. Они разглядывали друг друга. Она изо всех сил держалась за те восемь простых слов, и едва смогла выговорить:

– Так это вы… тогда на мосту… вы?

Он молча кивнул. Она подбирала слова.

– Я не знаю, что я… дайте мне время. Я должна… сосредоточиться.

Надя подошла к столу, опустилась на стул. Все десять лет она думала о том, кем был тот мальчик, и теперь не знала, что ему сказать. С чего начать разговор. Джек осторожно вошел в кабинет, увидел фотографию на книжной полке, которую Зара всегда поправляла, когда приходила на прием к Наде. Фотографию сделали полгода назад, на ней была изображена Надя с группой детей в большом летнем лагере. Надя и дети смеялись и толкались, они все были одеты в одинаковые футболки с названием благотворительной организации, которая была спонсором лагеря. Организация выделяла деньги на работу с детьми, чьи родственники покончили с собой. Главное – почувствовать, что ты не одинок, несмотря на то, что тебя оставили. Невозможно переживать вину, стыд и молчание в одиночестве, поэтому Надя каждый год ездила в летний лагерь. Чтобы много слушать, немножко говорить, толкаться и как можно больше смеяться.

Надя пока еще не знала о том, что на счет организации поступила большая сумма. Женщина в наушниках, уволившаяся с работы, перевела им целое состояние и ушла через мост. Лагерь был оплачен на много лет вперед.

Джек и Надя сидели за узким столом и смотрели друг на друга. Он слегка улыбнулся, наконец она тоже, оба – перепуганные и готовые расхохотаться. Однажды, десять лет спустя, они, возможно, расскажут, каково им было в эти минуты. Расскажут впервые.

Видимо, своим детям.

Хотите знать правду? Правду обо всем, что случилось? Правда в том, что это история обо всем на свете, но главным образом об идиотах. Мы делаем все, что можем. Пытаемся научиться быть взрослыми, любить друг друга и вставлять флешку в разъем правильной стороной. Ищем, за что зацепиться, за что бороться, на что надеяться. Изо всех сил стараемся научить детей плавать. Это нас объединяет, и все равно мы остаемся чужими, мы никогда не знаем, как отзовутся в других наши поступки, как твоя жизнь отзовется в моей.

Мы спешим по своим делам, в тесном потоке, не замечая, как задеваем друг друга полами своих пальто и тотчас расходимся в разные стороны. Я не знаю, кто ты, мы друг другу чужие.

Но вечером, когда ты придешь домой, когда кончится этот день и настанет ночь, вздохни поглубже. Ты и я пережили этот день.

Завтра настанет новый.

J. – мало кто повлиял на мою судьбу так, как ты. Самый добрый, странный, веселый, необузданный и чудной из всех моих друзей. Вот уже двадцать лет прошло, а я вспоминаю тебя почти каждый день. Как жаль, что у тебя не хватило сил. Ненавижу себя за то, что не смог тебе помочь.

Неда. Двенадцать лет мы вместе, десять лет в браке, двое детей и миллион ссор из-за мокрых полотенец на полу и чувств, которые мы до сих пор не смогли облечь в слова. Не знаю, как тебе удалось взвалить на себя две карьеры – мою и твою, но без тебя у меня ничего бы не вышло. Я знаю, что довожу тебя до ручки, но я люблю тебя без памяти. Ducks fly together.

Мартышка и Лягушка. Я стараюсь быть хорошим папой. Изо всех сил. Но когда вы садитесь в машину и спрашиваете: «Чем это тут пахнет? Ты что, ел конфеты?» – мне приходится врать. Sorry.

Никлас Натт-о-Даг. Не помню, сколько лет мы делим одну студию. Восемь? Девять? Честно говоря, я никогда не был знаком с настоящим гением, но ты ближе к гениальности, чем все остальные. У меня никогда не было такого брата.

Риад Хаддуче, Юнес Яддид и Эрик Эдлунд. Я повторяю это не так часто, как следовало бы. Но надеюсь, что вы и так знаете.

Мама и папа. Сестренка и Пауль. Хушанг, Пархам и Мери.

Ванья Винтер. Трудоголик, и единственный человек, который неустанно работал со мной, начиная с 2013 года и на протяжении всего моего пути. Редактор, корректор, вторые глаза, полнейший кавардак и настоящий друг всех моих историй. Спасибо тебе, что выкладывалась на сто процентов.

Salomonsson Agency. И прежде всего мой агент Тур Юнассон, который не до конца понимал мои заскоки, но всегда стоял за меня горой. Мария Юлленхаммар, ставшая членом моей семьи на то время, пока машинерия нашего цирка так ускорилась, что я едва нашел себя в этом бедламе. Сесилия Имберг, которая на последнем этапе работы читала корректуру и выполняла обязанности граммар-наци. (Во всех наших спорах права была ты, а я просто развлекался, лепя ошибки там, где оно того стоило.)

Издательство Forum. В особенности Юн Хэггблум, Мария Бурлин, Адам Далин и Сара Линдегрен.

Алекс Шульман, напоминавший мне в ходе работы над этим текстом, каким он должен быть, чтобы разить наповал. Кристоффер Карлсон, который читал, поправлял и хохотал. С меня пиво. А может, и два. Маркус Лейфбю – к нему я бросался, когда хотелось выпить кофе и потолковать о хоккейном чемпионате мира во втором дивизионе или о шестичасовом документальном фильме о вьетнамской войне.