Музыка войны - Ирина Александровна Лазарева

решила выйти замуж за англичанина! Не они ли сподвигли ВСУ уничтожать мирное население Донбасса?

– Мой муж ни при чем! Он давно на пенсии.

– А если бы не был? Он – военный. Его язык отдавал бы хладнокровные приказы убивать наших сородичей. Скажи мне, что убеждена в том, что я клевещу на него и вообще всех англосаксов. Скажи, что они не уничтожали целые поселения мирных и безобидных африканцев, индейцев, индусов, китайцев, захватывая их земли. Ну, скажи же! Не можешь! Вот! Те женщины, те дети, что умерли у тебя на глазах… их кровь была бы на руках твоего благоверного.

Глаза Карины, легкомысленные, самодовольные, помутнели, их заволокло темной пеленой, и взгляд ее не выражал теперь ничего, ни единого оттенка чувств. Вдруг послышался ее голос, не любезный и насмешливый, как прежде, а жесткий, колючий, и Парфен почувствовал – наконец настоящий, искренний:

– Их больше нет. Их не вернуть. А мы – есть. Мы еще… не стали перегноем земли. Стало быть, я должна заботиться о своих детях. Чтобы им что-то досталось в жизни, чтобы им было легче, чем было мне. Прости, но мне пора. Я спешу. Пока!

– Прощай!

Услышав последнее слово, Карина обернулась уже на лестничной площадке и бросила странный, как будто раненый взгляд на бывшего мужа. Что значило это едкое слово, столь мимолетно брошенное Парфеном? Неужто он был не так прост, как она думала все эти годы?

Вне всякого сомнения, она, занятая мыслями о собственном благе и благе детей, никогда бы не догадалась, на что подписался Парфен, куда он улетал и в какое рабство он добровольно отдавал себя. А если бы догадалась, разве смогла бы остановить, смогла предотвратить его падение в бездну, в которую сама же столь легкомысленно толкнула его однажды?

Война была в замороженном состоянии, между Донбассом и Киевом существовали хлипкие минские соглашение, стало быть, он вполне мог подписать контракт с украинской армией – так по недальновидности своей рассуждал Парфен. Пусть это шло вразрез со всем, во что он верил до четырнадцатого года, пусть это означало быть по ту сторону баррикад – все одно настоящей войны уже не будет – и украинцы, и люди Донбасса наелись ею досыта.

Зато служба по контракту в ВСУ сулила множество благ: он заработает хорошие деньги не за участие в войне, а всего лишь за то, что пройдет обучение, которое, по слухам, будет проходить под руководством американцев. В этом был толк: он сможет насолить жене не только высоким уровнем дохода, но и тем, что заработает на собственное жилье, встанет на ноги, а там уже и женщины подтянутся. Карина, вероятнее всего, однажды опомнится, поймет, какого мужчину потеряла, и тогда-то с каким превеликим презрением и необыкновенной холодностью он ответит ей, что его сердце уже принадлежит другой – моложе и красивее ее! Сколь упоителен будет плод мести, вызревавший столько лет!

В два часа ночи ВСУ опять обстреляли из минометов один из пропускных пунктов на границе с ДНР, на этот раз это был пункт, где служил Семен Владимирович. Всю ночь и утро он вместе с товарищами оказывал первую помощь тем, кому еще можно было ее оказать, а затем помогал загружать раненых в кареты скорой помощи. Подсчитывали погибших, прежде чем их увозили в морг. Все это он выполнял с присущим Лопатину хладнокровием, как каждодневную работу, как обыкновенные, ничем не примечательные и не отличные от других хлопоты. Даже усталости, какую должен был бы ощущать ночью человек его возраста, оторванный ото сна, Лопатин, казалось, не ощущал.

Как вдруг среди погибших он увидел молодую женщину, невысокую, курносую, замужнюю, но еще бездетную. Она, казалось, спала, сидя на пассажирском кресле рядом с мужем – его удалось спасти. На лице не было следов от удара или ран, на теле не расползлись кровавые пятна. В морге разберутся, что же прикончило ее, говорили вокруг. А она, меж тем, отчего-то не выходила у Лопатина из головы: от того ли, что он видел на ее месте Настеньку с распластанным животом, представлял, как Матрена заснула на мертвой матери, чтобы не замерзнуть и чудом выжила, нашлась среди бескрайних полевых зарослей? Или, быть может, вид этой спящей красавицы всколыхнул в душе давно забытые воспоминания?

То, что Лопатин переживал здесь и сейчас, казалось предсмертной агонией, мукой перед близким и известным концом, но то, что он пережил в глубокой юности, когда он был так легкомыслен, так неопытен, было сокровенным, было только его…

…Молодой Семен попал в отдельный учебный батальон связи в середине 1979 года, и уже через полгода он попал на фронт – далекий, но самый настоящий. На территории Демократической Республики Афганистан начались военные действия, официальное правительство многократно обращалось в Советский Союз с просьбой ввести войска и оказать военную помощь, защитив правительство от радикалов. Длительные колебания и обсуждения увенчались наконец успехом – успехом для Афганистана. Советский Союз вступил в войну с террористами-талибами и опередил американцев, предотвратив их высадку. Почти сразу были освобождены из тюрем политические заключенные, содержавшиеся в первобытных условиях, под постоянными пытками. Одна из изощренных форм пыток была содержать заключенных по горло в холодной воде, что не позволяло им ни отдыхать, ни есть, ни спать.

После месяца обучений в лагере, где Лопатин впервые столкнулся с настоящим оружием и настоящими взрывами гранат и снарядов, где узнал, как пользоваться секретной связью, он отбыл в Афганистан.

Под Термезом в течение двух недель формировалась их дивизия. По тому, как было туго с питанием, становилось все яснее, насколько внезапной явилась эта война для Советской Армии.

Однако через две недели Лопатина распределили в артиллерийский полк, и вместе с другими бойцами перебросили на автобусе на аэродром, а оттуда самолетом – в Баграм. Стоял конец января, и если днем в горах было тепло от огненного солнца, то ночью на землю опускались настоящие заморозки. Спали в палатках, кто на чем мог, Лопатин не ложился – сидел на какой-то подложке, оберегавшей его от ледяной промозглой земли. Так сидя и спал.

Первое, что поразило их по прибытию в горы – это вечный треск, доносившийся откуда-то издалека. Оказалось, это было треск автоматов. На все вопросы бывалые люди отвечали:

– Это духи атакуют.

Юный Лопатин против воли испытал суеверный страх, впервые услышав такой ответ.

– Духи? Какие еще «духи»?

Оказалось, что «духами» называли душманцев, и суеверный страх в новобранцах быстро прошел. Однако на смену ему пришло другое: почти сразу все они, молодые, почти