Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль

Мне снова сказали, что эти люди входят в состав коммунистической армии. Действительно, это были войска, выдержавшие первый натиск врага в Шаньси; я слышала, что лишь эти части отличались дисциплиной и у них было кое-какое вооружение. Возможно, это так, но я не в состоянии ни принимать, ни опровергать данные сведения. Ясно одно: невзирая на то, что коммунисты воевали с отделившимся от них Чан Кайши, и эта война привела к страшному кровопролитию, именно они сразу же поспешили на помощь Родине, чтобы защитить ее от захватчиков.

Устав слоняться по платформе и по-прежнему чувствуя боль в колене, я решила отдохнуть и вернулась в зал ожидания. Небольшая группа китайцев вела там бурные прения. Один произнес пламенную речь, из которой я не поняла ни слова, а затем собрание кончилось; на прощание китайцы приветствовали друг друга, вскидывая вверх сжатую в кулак руку. Неужели это тоже коммунисты?[69] Как же изменился Китай, где я так долго жила в последние пятнадцать лет!

В толпе продолжали рассказывать душераздирающие истории о войне, сеявшей разорение и смерть, — над нами витала угроза неожиданного обстрела. Дважды людям, очевидно под влиянием нервного перенапряжения, мерещился гул приближающихся самолетов; ни Ионгден, ни я не слышали ни малейшего шума — никаких самолетов не было и в помине. Тем не менее обитателей вокзала охватила паника. Зал молниеносно опустел, китайцы выскакивали наружу и принимались метаться, как накануне. Мы же с ламой, как и вчера, оставались на своих местах. От ожидания наша энергия убывала, а души погружались в оцепенение, граничившее с безразличием к собственной судьбе.

И все же во мне еще остались какие-то чувства, на которые можно было воздействовать. Так, один из наших соседей в тот же вечер вызвал у меня раздражение.

Вокзал снова заполнился людьми, какой-то косматый субъект, то ли за неимением другого места, то ли потому, что ему здесь понравилось, обосновался в проеме высокого окна, расположенного почти непосредственно над моей головой. Этот малый то и дело яростно чесал в голове, а затем принимался трясти своей пышной гривой и шляпой. Надев головной убор, он через пять минут снова снимал его, и все повторялось в очередной раз. Лихорадочные движения этого человека, вращавшего глазами, явно указывали на то, что его обуял неописуемый страх.

Неужели пришла пора ближе познакомиться с насекомыми, которых я видела один-единственный раз? Я тотчас же забыла о войне, бомбах и летавших в небе самолетах; нависшая надо мной угроза полностью завладела моим вниманием. Но паразиты, как обычно, пренебрегли вашей покорной слугой.

Стемнело, но о поезде ничего не сообщали!

Пока я гуляла по перрону, дышала свежим воздухом, а Ионгден, наверное, спал, мое место на скамье заняла какая-то женщина с младенцем. Вернувшись, я не решилась ее беспокоить из-за ребенка, сосавшего грудь, пока она спала.

Я уселась на один из своих чемоданов, стоявших на полу. Будь у меня длинный пояс или толстая веревка, я обвязала бы себе поясницу, подобно тибетским отшельникам во время их длительных медитаций, но у меня ничего не было под рукой. И вот, как и в первую ночь, меня одолела усталость; положив локти на колени, я опустила голову на руки и погрузилась в полудремотное состояние.

Начинало светать, когда послышались крики: «Поезд!»

Все тотчас же бросились на платформу. Я сумела отыскать место, убрав с полки кипу тюков, которую разместила там одна китайская пара. Ионгдену с монголом пришлось остаться в тамбуре.

Состав тронулся. Я потратила на ожидание шестьдесят часов, в том числе три ночи, и после отъезда из Пусатина находилась в пути пятнадцатый день. Выехав из Тайюаня четырьмя месяцами раньше, я добралась в Утайшань за каких-то три дня.

Мы ехали по узкоколейному пути, и вагоны, не разделенные на купе, были похожи на трамвайные. Беженцы заставили их вещами, которые им удалось с собой увезти. Некуда было слупить — громоздкие тюки заполняли всё свободное пространство между полками. Многие сиденья также были завалены вещами, на которых возвышались их владельцы, касаясь головой потолка. Окна были заделаны, и сквозь них почти ничего не было видно.

Я вытянула ноги и положила их на грязный мешок, лежавший между мной и противоположной полкой. Потом решила его подвинуть, чтобы было удобнее, и ухватилась за один из его концов, но куль внезапно зашевелился, поднялся и оказался китайцем в черной одежде — я разбудила его, дергая за голову.

Это мелкое происшествие даже не рассмешило моих соседей. Житель Поднебесной, которого я потревожила, снова, опустив голову, начал клевать носом и опять приобрел облик бесформенного мешка — у него были темные волосы и темная одежда. Мои ноги по-прежнему покоились у него на спине, так как все равно их было некуда девать.

Наш поезд двигался со скоростью черепахи, с бесконечными остановками, мы то пропускали встречный состав, то стояли по другой неведомой причине, а дважды он останавливался из-за того, что в небе были замечены самолеты.

При этом пассажиры выходили из вагонов и шли прятаться среди густых зарослей сорго. Еще одну тревогу объявили возле вокзала. Поблизости находилось бомбоубежище. Я видела, как к нему устремилась одна очень тучная китайская санитарка; ее мощные телеса, втиснутые в серые форменные штаны, могли бы вдохновить художника на забавную карикатуру. У входа в убежище стоял мужчина с маленьким мальчиком на руках, готовый при появлении опасности укрыться вместе с ребенком под землей. Многие из пассажиров, в том числе и я, забрались на какой-то пригорок, чтобы лучше видеть. Мы действительно увидели шесть самолетов, пролетавших вдали от нас. Во время первой воздушной тревоги никто их не заметил.

Заслышав свисток начальника поезда, все со смехом разошлись по вагонам. Все были рады, что остались целыми и невредимыми.

Около часа пополудни мы прибыли в Тайюань. Последний участок пути, который мы проделали по железной дороге, насчитывал меньше двухсот километров и занял семь часов.

Тайюань под обстрелом. — По дороге в Ханькоу. — Неприятности во время пути. — Прибытие в Ханькоу, я лишилась всего, кроме носильных вещей

В Тайюане меня радушно принял преподобный П., глава английской баптистской миссии. Он пригласил нас с Ионгденом на отменную трапезу, которой я отдала должное с аппетитом человека, голодавшего на протяжении двух недель.

Принадлежащий миссии дом с обстановкой, расположенный в центре города, оказался свободным. Священник предложил мне его снять, и я поспешила согласиться.

После ланча я перевезла свои вещи в новое жилье и расположилась там с подлинным наслаждением, надеясь наконец отдохнуть после долгого и бурного путешествия.