Три мужа для Кизи - Елена Свительская

А мерзкий полукровка, мальчишка проклятый, так выскочил неожиданно, да хвать её за хвост! И ловкий, мерзавец, она не успела извернуться и зубами впиться в наглеца. А ещё он её раскрутил над головой так, что в голове и глазах её помутнело, да швырнул так, мощно, рукою сильной, что, летя, она почувствовала себя ужасно беспомощною. Да, она когда-то в детстве завидовала птицам, да дэвам лёгким, способным подняться в небо, и вроде даже просила у богов возможности стать птицею, но только не в когтях у хищника. Но так её хватать… так мерзко её хватать! Так грубо! Её, хрупкую женщину! Нет уж, пусть мальчишка уйдёт ни с чем. Пусть оба обидчика сегодня уйдут ни с чем!

– Меня не интересует твоя сестра, дерзкий полукровка! – проворчал асур, уже даже не поворачиваясь к просителю.

Очередная попытка того провалилась.

– Я… – отчаянно начал он и голос его дрогнул. Но всё-таки ещё что-то нашёл, ещё одно средство: – Я в долгу у тебя останусь, если сейчас придёшь. Всё, что захочешь, сделаю! Но только сегодня, только один единственный раз пойдём со мной?..

– И в услугах твоих не нуждаюсь, – отрезал Ванадасур.

Юноша шумно вдохнул. И вдруг на рык сорвался, резкий, угрожающий. Асур обернулся невольно, почуяв, что тот может уже просто броситься на него. И, может статься, ударить в спину. Неопытный воин, но в отчаянии, может мощный нанести удар. Не дело упускать его из виду.

Но мужчина твёрдо в глаза юноше смотрел. И снова тот притих, как слабый. Гнев его примолк. И снова человеческими глазами смотрел в ответ. Хотя, похоже, взгляда отводить всё же не пытался. Упрямый. И только.

Сибасур мрачно прищурился. Долгий взгляд глаза в глаза. Но снова согнул кинжал его упрямства взрослый воин:

– Ты слов не понимаешь, Сиб? Лишь только лезвие в глотке понятым будет? Но мне лень сражаться с тобою. Меня не обрадует победа над младенцем. И я не хочу жениться на твоей сестре! Тем более, что я ещё её ни разу не видел.

На кончиках губ Ниламнага дрогнула улыбка. Да нагиня поднялась, смахивая капли крови, овевая поле битвы нежным звоном ударяющихся браслетов. Когда её рука прикрыла её рот, скользя по лицу, за ладонью притаилась улыбка. Но видная лишь если в узкую щель сбоку подсмотреть. Воины дерущиеся её не приметили.

– Уходи, Сибасур! – потребовал Ванадасур, направляя на него окровавленный меч.

А соперники с места не сдвинулись, не пытаясь воспользоваться тем, что враг их отвлёкся.

Сибасур тяжело вдохнул, глубоко, выдохнул шумно. И решился. И новым оружием удар попытался нанести:

– Грех оставления беспомощного, который ищет у тебя защиты – один из пяти самых страшных грехов.

– У людей лишь, – криво усмехнулся мужчина.

– И у воинов, – твердо сказал юноша.

– У воинов принято видеть настроение соперника или врага. У взрослых людей есть привычка приглядываться к настроению и желаниям других, – отрезал Ванадасур. – А ты, мальчишка, думаешь только о своих желаниях. И видишь только свои чувства. Уходи, юнец! Мне противно видеть тебя и слышать.

Шумно выдохнув, юноша поднялся. Меч свой выдернул. Подобрал ножны. В ножны оружие вдел.

– Хорошо, – сказал он необычайно серьёзно, – сегодня я проиграл. И, может, потому, что действовал неосмотрительно в прошлом.

Ванадасур, выдохнув с облегчением, уже повернулся к противникам, складывая ладони на уровне груди – как равных благодаря их, что не напали на него, покуда отвлекался. В этом ему повезло с ними.

Но в спину ему полетело тихое, полное яда:

– От полукровки слышу!

– Ты… – взрослый асур шумно выдохнул, но оборачиваться на попугая этого крикливого и пёстрого счёл ниже своего достоинства. И так уже не утерпел, сорвался, не выставил сразу малолетнего хама. – Ты так и не повзрослел, мальчишка!

– Я повзрослел, – серьёзно ответил Сибасур. – Хоть ты и не хотел, но преподал урок хороший для меня, Ванадасур. Урока твоего я никогда не забуду.

И, запоздало сообразив, что часть науки упрямый отрок таки из него выбил, поморщился мужчина-асур.

А юноша продолжил, подчёркнуто насмешливо – они оба поняли, что он лишь притворяется весёлым, хотя настроение ужасное у него:

– Но, впрочем, смеяться над врагом пристало взрослому воину. С этого дня ты – враг мой, Ванадасур. И сестру мою, подобную голубому лотосу, взять в жёны ты не достоин. Я мужа лучшего ей найду, чем ты. Того, кто её одну в беде не оставит.

Ещё шагов десять юноша прошёл, добавил тихо, то ли к себе обращаясь, то ли всё ещё говоря с ним:

– И более на коленях меня ты не увидишь пред собою. Или стоящим гордо, или мёртвым лежащим. Сегодня я унизился, но этого больше не будет.

И в тот миг – хотя и на миг всего лишь краткий – залюбовалась нагиня его выпрямлённою спиной и плечами, узковатыми, но гордо расправленными, походкою потяжелевшей, твёрдою ставшей. Уже не хищник. Уже не зверь. Уже родившийся воин. С родившимся стержнем и характером.

Хотя потом она призадумалась, не будет ли Сиб однажды мстить и её мужу? Полукровка юный ещё и телом слишком не вырос. Да, может, суждено ему остаться таким, невысоким, худым, узкоплечим. Но ловким. И злым. Змеи невероятно гибки. Летать не могут, но не потерпят, если наступить на них. Взлетят тогда от гнева – и зубами в плоть обидчику вопьются.

«Он… что за примесь крови у него? – подумала нагиня с любопытством. – Кровь звериная, быть может? Или… змеиная?..»

А Сибасур уходил, серьёзный, как никогда прежде. Разве что тогда. Тогда ещё новорожденный. Или когда он умирал на берегу Ганги. И несколько раз ещё, когда не сумел отличить равного соперника от сильного – и ошибки те едва не стали для него смертельными.

«Но я стану сильным! – сердито подумал юноша. – Я не был сильным, но я стану им!»

Пройдя ещё несколько шагов, ещё молвил, ещё несколько капель яда добавляя:

– Велика честь для воина: в беде бросить слабую женщину!

Мужчина и тут на месте устоял, не оборачиваясь.

– А кто твои враги – ты вообще не видишь, – добавил Сибасур уже тише. – А увидишь – поздно будет. То урок твой будет от меня.

Шумно выдохнул воин разъярённый – достал-таки малец до струн его души, да грубым ударом пальцев мелодию сыграл на ней, протяжную, резкую, тяжёлую, неприятную.

Да, впрочем, мальчишка назойливый словами только кидался. И уходил уж наконец.

«И замечательно! – подумал мужчина, которого так грубо оторвали от дела и высмеяли со всех сторон. – Уж лучше б ты ушёл насовсем, Сибасур! Уж лучше ты воином слоняться будешь вдалеке где-то, чем учеником с собачьими глазами возле меня»

Что-то легло ему на плечо. Он резко обернулся. Но, впрочем, меч свой вовремя остановил, над ладонью нага, лёгшей ему на плечо.

– Внимания не обращай, – серьёзно посоветовал Ниламнаг. – Если мальчишка – один из отпрысков или потомков Бриджешаракшаса, то он мог родиться таким же глупым и безумным, как и тот.