Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

1 марта. Суббота. В присутствии великого князя Михаила Николаевича докладывал государю о результате последнего совещания по вопросу о Закаспийском крае. Несмотря на поданную вчера министром финансов длинную записку, в которой подробно изложены все аргументы, приведенные им в самом совещании, государь утвердил заключение большинства и окончательно назначил генерал-адъютанта Скобелева начальником Закаспийского отряда.

После военного доклада я оставался при докладе Гирса. Прочитана была записка Сабурова, по мнению которого следовало бы для устранения всякого предлога к неприязненным отношениям между Германией и Россией сделать уступку в вопросе о расположении нашей кавалерии по границе. Я представил дислокационную карту, которая наглядно выказывает всю неосновательность немецких домогательств. Государь выразил решительно, что нечего и толковать о каком-либо изменении дислокации в угоду Бисмарку.

Читано было любопытное письмо Убри из Вены. Он сообщает слышанное им совершенно конфиденциально от одного лица (которого не называет) объяснение политики австрийской за последние два года и обстоятельства удаления графа Андраши. Оказывается, заключение Сан-Стефанского мира до такой степени раздражило австрийского канцлера, что он непременно требовал объявления войны России, но император Франц-Иосиф положительно воспротивился; и с этого времени началось охлаждение между императором и канцлером. Князь Бисмарк, также злобствовавший на Россию, поддерживал графа Андраши как своего вернейшего союзника и старался всеми силами отсрочить удаление его от дел. Свидание обоих канцлеров в Гаштайне и потом приезд Бисмарка в Вену были последними попытками германского канцлера удержать своего друга у кормила правления Австрии. Но это не удалось ему, и результат всей этой дипломатической кампании далеко не соответствовал замыслам Бисмарка.

Вчера был у меня полковник граф Ростовцев, приставленный дядькой к великому князю Николаю Константиновичу. Ростовцев говорит, что окончательно убедился во время прошлогоднего путешествия по реке Аму в ненормальном состоянии умственных способностей Николая Константиновича; но, к сожалению, бывшее недавно его свидание с отцом в Твери принесло скорее вред, чем пользу, потому что великий князь Константин Николаевич не хочет признавать психического расстройства в своем сыне и в своих с ним объяснениях внушил ему новые сумасбродства. Ростовцев описывал мне проделки Николая Константиновича с хивинским ханом, который в угоду племяннику русского падишаха пустил воду из Аму в старое русло, но, к счастью, воды этой было так мало, что никаких дурных последствий от того не произошло. Эта комедия только потешила Николая Константиновича и удовлетворила его сумасбродную жажду славы.

3 марта. Понедельник. Вчера опять отменен был развод; государь потребовал меня во дворец в первом часу, чтобы отдать некоторые приказания. Тут, во дворце, узнал я от великого князя Николая Николаевича, что он, переговорив со своим братом Михаилом Николаевичем, доложил уже государю, не спросив моего мнения, о назначении генерал-адъютанта Столыпина начальником артиллерии Петербургского округа на место генерала Костанды, назначенного помощником главнокомандующего Петербургского округа. Я был крайне удивлен и такому выбору, и бесцеремонному обращению со мной как военным министром. Столыпин, правда, начал службу в артиллерии; но оставил ее уже 30 лет и, следовательно, вовсе не знаком с нынешним ее материальным и техническим состоянием. Я прямо высказал это и великому князю, и самому государю. Считаю такое назначение совершенною несообразностью.

Вчера вечером молодежь забавлялась у нас в доме танцами до поздней ночи и весело встретила наступивший Великий пост.

Сегодня пришлось мне видеть множество разнородных личностей. С утра обычный прием в канцелярии Военного министерства; был между прочими и Столыпин, узнавший уже от генерала Баранцова о моем сопротивлении его назначению. Я откровенно высказал ему свое мнение и посоветовал отказаться самому от предлагаемого места. Прямо от меня поехал он к обоим великим князьям. По возвращении моем домой приехал ко мне и сам великий князь Михаил Николаевич с объяснениями. Однако же я все-таки не поддаюсь и прямо сказал нашему почетному генерал-фельдцейхмейстеру[78], что буду решительно противиться назначению Столыпина.

Приезжал ко мне еще принц Александр Гессенский и довольно долго сидел; предметом разговора, конечно, было тяжелое положение его сына в Болгарии и желание его тем или другим способом изменить настоящий неудобный порядок вещей в этой стране. Принц просил меня поспешить с приготовлением, совместно с Гирсом, инструкций для дальнейшего ведения дел в Болгарии.

Посещения великого князя и принца одновременно с множеством других личностей, приезжавших по делам, не помешали назначенному у меня совещанию о будущем устройстве военно-санитарной части в составе полевого управления действующей армии. Совещание продолжалось более двух часов и кончилось лишь в шестом часу, когда уже было пора собираться к обеду во дворец. Обед был почти исключительно семейный: кроме государя и его детей (в том числе Марии Александровны), принц Гессенский и оба сына его. Посторонних же было только двое: Гирс и я. Мне пришлось сидеть между великой княгиней Марией Александровной (герцогиней Эдинбургской) и великим князем Алексеем Александровичем.

После обеда, когда государь удалился со всеми своими детьми, мы остались вчетвером: принц Гессенский, князь Болгарский, Гирс и я. Около часа еще мы толковали о том, как вести далее дело в Болгарии и каким порядком добиться столь желанного изменения болгарской конституции. Мы с Гирсом старались, сколько могли, склонить обоих принцев к умеренности и терпению; но юный князь Александр изливал бесконечные жалобы и упреки: ему хотелось бы скорее порешить дело, у него в кармане уже есть готовый проект новой конституции. Всё более и более убеждаюсь, что ничего хорошего ожидать нельзя.

4 марта. Вторник. Доклад у государя. Потом присутствовал при докладе Гирса; князь Горчаков болен, слег в постель. Заезжал я к великому князю Николаю Николаевичу, чтобы переговорить о выборе лица на должность начальника артиллерии Петербургского округа; он не настаивал на Столыпине, выбор которого принадлежит Михаилу Николаевичу. Затем заехал к генералу Баранцову, больному; он кается в том, что дал свое согласие на такой странный выбор. Еще навестил генерала Дрентельна, которого нашел в обычном невозмутимо-спокойном настроении. В Комитете министров не мог быть, так как назначил прием нескольким лицам: графу Тотлебену – по случаю отъезда его обратно в Одессу; князю Оболенскому, комиссару нашему в Румынии; генералу Эрнроту, рекомендованному князю Болгарскому для замещения Паренсова в должности болгарского военного министра; наконец, Стоилову, секретарю князя Болгарского. Стоилов – очень молодой человек, образованный и, как кажется, разумный. Его мнения и суждения о настоящем положении дел в Болгарии и предстоящем князю образе действий нахожу умеренными и основательными.

Получены телеграммы из Китая весьма неблагоприятные: в Пекине сильное возбуждение против иностранцев. Посланники европейских дворов потребовали присылки эскадр к берегам Китая.