Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Мне очень жаль, мадемуазель Энджи, — прошептала Розетта. — Но вы же сами видели, он шлепнул меня по руке. Мои братья никогда не осмеливались так вести себя со мной!

— Его шлепок не причинил тебе боли, — продолжала возмущаться Анжелина. — Возвращайся на улицу Мобек, я привезу Анри в коляске. Анри, малыш мой, ты будешь рад прогуляться в экипаже. Мы сделаем большой круг, поедем вдоль леса, а ты вместе со мной будешь держать вожжи.

Анжелина успокаивала сына все новыми заманчивыми обещаниями, и он постепенно затих, перестал плакать. Жермена и Огюстен не вмешивались, хотя они оба в глубине души считали, что Розетта поступила правильно.

Розетта, словно ничего не видя вокруг, вошла в кухню, чтобы попрощаться с ними:

— До свидания, мадам, до свидания, мсье.

На душе у нее было тяжело. Она едва сдерживала рыдания и запаниковала, охваченная ужасом. У Розетты создалось впечатление, что все рушится, что у ее ног разверзлась пропасть. Пройдя через ярмарочную площадь, она свернула на крутую дорогу, ведущую в Сен-Жирон, а затем пошла по широкому лугу, примыкавшему к реке.

— Я больше никому не причиню зла, — шептала она. — Никогда и никому…

Сен-Лизье, улица Нобль, в тот же день, три часа спустя

Анжелина пришла к Жерсанде де Беснак в семь часов вечера. Небо начало покрываться облаками, а на горы, видневшиеся на горизонте, опустился серый туман. Октавия, стоя около раковины, вытирала посуду и ставила на стол чистые тарелки и стаканы.

— Я привела Анри, — сообщила молодая женщина. — Сегодня его надо уложить пораньше. Он устал и, самое главное, не спал после обеда. Сейчас я его искупаю.

— Я делзал вожжи Бланки! — крикнул Анри.

— Да, мой малыш, ты теперь настоящий кучер, — радостно отозвалась служанка.

— Возвращаясь от отца, я поехала вдоль дубравы, а затем вдоль укреплений. Добравшись до улицы Мобек, я расседлала кобылу, и вот мы здесь. Как чувствует себя мадемуазель? Луиджи уже обосновался в доме?

Октавия заметила, что Анжелина нервничает, но объяснила ее нервозность надвигающейся грозой.

— Я сама искупаю Анри. А ты лучше навести мадемуазель. Я помогла ей одеться, и она села в свое любимое кресло в гостиной. Что касается твоего Луиджи, то он просто бесноватый! Конечно, он поселился у нас. Но если он будет продолжать в том же духе, я сойду с ума. Представь себе, обед я должна подавать ему на круглый стол, тот, что около окна. Сегодня я приготовила салат из лука-порея и матлот из угрей. Знаешь, матлот мне удался! Он пробует, требует соли, затем белого вина и говорит, что все это невкусно. Потом мсье требует кофе со свежими сливками, но по воскресеньям я не делаю сливки!

— Мне очень жаль тебя, моя бедная Октавия. Я полагаю, что он нарочно ведет себя так вызывающе.

— Разумеется. Я тоже не считаю его плохим парнем. Хорошо хоть, что ему нравятся его «апартаменты», как он говорит. Просторная комната на третьем этаже с видом на горы, которую так любил лорд Брунел… Мсье играет на скрипке.

Анжелина кивнула. Едва войдя в дом, она услышала звуки музыки. Поцеловав Анри, она направилась в гостиную, где Жерсанда раскладывала пасьянс на круглом столике.

— Мадемуазель, я так рада видеть вас здесь, за вашим любимым занятием… Какое прелестное платье! Я что-то его не припомню.

— Этот наряд я собиралась надеть на твою свадьбу с доктором Костом. Платье из шелка с жемчужной манишкой и вышитыми цветами… Чудо! Но теперь меня не интересуют все эти вещи, все эти наряды, драгоценности. Боже мой! Если бы ты знала, каким жестоким был сегодня утром Луиджи! Он посоветовал мне держаться до тех пор, пока мы не сходим к нотариусу и не оформим его наследство. Я долго плакала.

— Он действительно переигрывает! — возмутилась молодая женщина. — Ничто не оправдывает такое его поведение!

— Неважно, малышка. Мой сын вернулся и поселился в этом доме. Как только я подумаю, какой он красивый, как хорошо ему здесь, так сразу становлюсь больной от счастья. Пусть Луиджи решил мучить меня, но хочу заметить, что он сразу сделал выбор и поселился у меня, у своей матери. Я должна быть мужественной и доказать Луиджи, что люблю его всей душой, всем сердцем. Со временем он простит меня.

— Конечно он простит вас, будьте уверены.

Анжелина продолжала стоять, что смущало Жерсанду. Старой даме хотелось поговорить с Анжелиной за чаем, что стало уже традицией.

— Присядь, прошу тебя, — сказала Жерсанда. — Энджи, зачем ты рассказала Луиджи всю правду о себе?

— А разве я могла поступить иначе? Ему надо было объяснить историю усыновления Анри, то, как мы пришли к подобному решению. Теперь он презирает меня и стрижет нас всех под одну гребенку.

— Мы заставим его изменить свое мнение о нас, — заявила немного повеселевшая Жерсанда. — Боже мой, как я проголодалась! Позвони Октавии, пусть она принесет нам чай и печенье.

— Я скажу ей об этом перед уходом. Простите меня, мадемуазель, но я должна вернуться. Мне надо поговорить с Розеттой. В доме отца я отругала ее, потому что она дала Анри пощечину. Никак не пойму, почему она стала такой раздражительной. Когда она грустит, я вхожу в ее положение и ни в чем не упрекаю. Но если она и впредь будет срывать свое раздражение на моем ребенке, я этого не потерплю.

— Послушай меня, Энджи. Анри сейчас в том возрасте, когда все дети начинают капризничать. Порой он даже становится невыносимым, если мы не идем у него на поводу.

— Нет, тут дело в другом. Розетта набросилась на него без серьезного повода. В конце концов, ему только три года! Он беззащитный ребенок!

— Господи, что за суета! — простонала старая дама. — Иди и скорее возвращайся ужинать вместе с Розеттой. Возможно, Луиджи по достоинству оценит ваше общество, раз мое ему не нравится. Кстати, отныне его надо звать Луиджи, а не Жозеф.

— А! — Молодая женщина усмехнулась. — До чего же мсье привередливый! Вчера вечером он утверждал, что стал Жозефом де Беснак. Заметьте, мадемуазель, если мой маленький Анри капризный, то ваш сын еще капризнее. А ведь ему больше тридцати лет!

Произнеся эту гневную тираду, Анжелина повернулась к старой даме спиной и вышла из гостиной. Благодетельница Анжелины лишилась дара речи от изумления.

Розетта слушала звон колоколов Сен-Лизье. Колокола собора словно отзывались на басы колоколов колокольни. В соседних деревнях тоже били колокола. Было шесть часов вечера.

Этот веселый концерт убаюкивал Розетту. Сидя на склоне холма, она любовалась вершинами Пиренеев, неровная линия которых словно разрезала темно-лиловое небо. Чуть дальше, с севера, со стороны бескрайней равнины плыли черные тучи, рассекаемые серебристыми молниями.

«Гроза обойдет нас стороной. — Розетта вздохнула. — Очень жаль!»