Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Да, вы правы. И я поехала в Бьер на ослице через ущелья Пейремаля, пользующиеся дурной славой. Моего отца это всегда беспокоило, а у меня вызывало смех. Я ошибалась… Мадемуазель, я так волнуюсь! Розетта загрустила после того, как навестила свою сестру. А я таким резким тоном отправила ее на улицу Мобек! Я обошлась с ней как со служанкой, о чем очень жалею. Для меня она член семьи.

Стоя на пороге гостиной, Луиджи прислушивался к разговору. Потом он с беззаботным видом сделал шаг вперед. В его глазах сверкали ироничные искорки.

— Это вам свойственно, Анжелина. Вы часто бываете несправедливой, втаптываете людей в грязь. Уж я-то знаю!

— А, это вы! Этот разговор вас не касается. К тому же я принесла вам извинения, причем самые искренние. Как долго еще вы собираетесь попрекать меня моими прошлыми ошибками?

— Все, что происходит под этой крышей, касается меня. Я у себя дома, в отличие от вас.

Жерсанда пристально смотрела на разложенный пасьянс. Она не осмеливалась возражать, боясь противоречить своему вновь обретенному сыну.

— В таком случае я ухожу! — воскликнула Анжелина. — Я подожду Розетту на улице Мобек! Я хотела найти поддержку, немного успокоиться, но я ошиблась адресом.

— Энджи, не волнуйся ты так, — умоляюще сказала старая дама.

Но уязвленная Анжелина уже бежала к выходу. Вскоре хлопнула входная дверь.

— Э! Да своими криками вы разбудите малыша! — проворчала Октавия. — Правда, это сокровище спит без задних ног.

Луиджи был разочарован. Он считал Анжелину более стойкой. Хотя нет, его расстроил ее внезапный уход. Уже само присутствие Анжелины доставляло ему удовольствие, хотя они и продолжали обмениваться колкостями.

— Ну и характер! Жаль, что мой приемный брат был зачат двумя столь страстными людьми. Не надо хмурить брови, мадам. Я видел Гильема Лезажа в деле. Можно было подумать, что он проглотит Анжелину живьем. Впрочем, некоторые женщины любят грубиянов.

— Только не она, — возразила Жерсанда. — К тому же ты сам принадлежишь к их числу.

— Я запрещаю вам судить меня. Я всегда уважал женщин и никогда ничего не навязывал им.

Луиджи замолчал, подумав, что только что солгал. Накануне он властно поцеловал Анжелину, не дав ей никакой возможности уклониться. «Но это ей понравилось, — мысленно оправдывал он себя. — Держу пари, она сгорала от желания».

Разочарованный, он развернул субботнюю газету «Пти Журналь», на которую Жерсанда де Беснак подписывалась с момента своего приезда в Сен-Лизье. Он пробежал глазами крупные заголовки, потом сложил газету. Мать наблюдала за Луиджи, удивляясь тому, что ощущала себя счастливой, видя сына сидящим в гостиной. Несмотря на холодное отношение к ней, он был здесь, рядом. Сейчас Октавия подаст им ужин. Какое чудо! Жерсанда никогда не проявляла такого интереса к любому другому человеку, только к сыну.

— Луиджи, завтра мы займемся покупкой пианино. Мы можем поставить его здесь, в гостиной.

— Нет, в моей комнате. Я не хочу, чтобы меня беспокоили ваша служанка и этот ребенок.

Луиджи время от времени клал ногу на ногу, покусывая большой палец. Перспектива играть на музыкальном инструменте, о котором он с детства мечтал, прельщала его, но сейчас он беспокоился за Розетту. «Она может встретить негодяя, если отправится в деревню. Скоро наступит ночь. Надеюсь, что она вернется домой», — говорил он себе.

В гостиную молча вошла Октавия. Она взглянула на Жерсанду, потом на Луиджи.

— Мадемуазель, может, разжечь огонь, ведь идет проливной дождь?

— Да, конечно. Я люблю, когда в такое время горит огонь.

Луиджи хотел было встать, чтобы растопить камин, но тут же опомнился, решив, что он должен побороть свою услужливость.

— На вечер я приготовила зеленую фасоль. Думаю еще разогреть мясо под винным соусом, оставшееся с обеда. Мсье Луиджи, могу ли я взять газету, если вы ее прочитали?

— Берите, берите! — Он вздохнул. — Тем более что я не люблю читать газеты. У меня есть собственное мнение об этом мире, и мне плевать на мнение журналистов. Слишком часто человеческая низость заполняет колонки газет. Журналистам нужны сенсации, ужасы.

— А вот я получаю истинное наслаждение, читая романы-фельетоны, — сказала Октавия. — «Нана» Эмиля Золя[21]… Ранним утром, когда я одна в кухне, я читаю, чтобы отвлечься от разных мыслей.

— Этого романиста обвиняют в том, что он пишет всякие нелепости, — заметила Жерсанда. — Но я высоко ценю Золя.

— Что касается меня, то я предпочитаю философов Древней Греции, — заявил Луиджи. — Увы! Бродя по дорогам, я не имел возможности окунуться с головой в античную литературу, Но у вас прекрасная библиотека, мадам, и я рассчитываю наверстать упущенное.

Лицо старой дамы озарила улыбка. Она расценила эти слова как обещание. Ее сын не собирался покинуть ее украдкой.

— Все эти книги принадлежат тебе, — сказала Жерсанда с таким подобострастием, что молодой человек смутился.

Октавия смяла несколько газетных листов и, наклонившись, положила их в очаг, а сверху хворост. И вновь Луиджи едва удержался, чтобы не предложить ей свою помощь.

— И то правда, в газетах иногда пишут мерзкие вещи, — сказала служанка, выпрямляясь и держа газетный лист в руке. — Послушайте, мадемуазель: «Зловещая находка в квартале дубильщиков Сен-Годана. Привлеченные зловонием, пара рабочих обратилась к жандармам. Те нашли разложившийся труп женщины, умершей в трагическом одиночестве».

— В Сен-Годане! — воскликнула Жерсанда. — Боже мой, какой ужас! Мы были там во вторник. Более того, Розетта навещала сестру, которая живет в квартале дубильщиков. Возможно, она проходила недалеко от того места, где умирала эта несчастная.

— Ее старшая сестра Валентина? — уточнил Луиджи.

— Да, но откуда ты знаешь, как ее зовут? — удивилась ее мать.

— Я не раз говорил с Розеттой. Она хвалила вас за вашу щедрость, говорила об обеде в прекрасном ресторане, который произвел на нее огромное впечатление. Эта девушка обладает удивительным даром. Она растрогала меня своим южным акцентом, своим лукавством, своей хрупкостью. И она очень милая.

Ошеломленная Жерсанда была вынуждена согласиться с ним. Она продолжала мечтать о браке между своим сыном и Анжелиной, но, слушая Луиджи, заволновалась. Он мог влюбиться в Розетту и жениться на ней.

— Как ужасно умирать в одиночестве! — в этот момент сказала Октавия. — Надо надеяться, что она не слишком страдала, умирая, эта женщина, та самая, о которой написано в газете.

— Там сказано, кто она? — поинтересовался Луиджи.

— Не знаю, мсье. Я только что сожгла эту страницу. Я прочитала лишь крупный заголовок и первую фразу.