Вода в озере никогда не бывает сладкой - Джулия Каминито

с оркестром, прилавки с глиняной посудой, орехи в карамели, воздушные шары в форме принцесс, промасленные бумажные кульки, с которых капает жир, дым, поднимающийся к верхним этажам домов, я пытаюсь отбиться, но кто-то крепко держит меня за плечи, говорит: спокойно, тихо, – и не отпускает.

Я узнаю голос и восклицаю:

– Кристиано, сделай же что-нибудь!

Он сдерживает меня, чем спасает девушку от моих ногтей, от когтей хищника, от морды чудовища, люди толпятся вокруг нас, девушка напугана, она плачет, а я по-прежнему умоляю Кристиано сделать хоть что-то, не может статься, что он не в состоянии разобраться, не придет на помощь, когда нужен, не сумеет провести меня, целую и невредимую, сквозь темноту, не закроет рот тому, кто пытается обвинить меня в чем-то, не защитит меня от предательства, не оставит в обойме своего ружья лишнего патрона, – мы должны во что-то или в кого-то выстрелить, чтобы тут же отомстить за нанесенную обиду.

– Чего уставились? – Кристиано еще крепче сжимает в руках мешок с костями, то есть меня, потную, бледную, обмякшую, прогоняет людей.

Я уверена, что кто-то повинен в ее смерти: может, консерванты, может, полифосфаты, может, парниковые газы, может, пестициды, может, горелый пластик, может, расходящаяся от антенн радиация, может, «Радио Ватикан», может, мышьяк в воде, может, шифер на крыше, может, излучение от телефона и беспроводного интернета, может, гормоны в мясе, может, активное и пассивное курение, может, искусственно созданные корма, которые дают коровам и курам, может, гудрон в устьях рек, может, выхлопы от автомобилей, может, нечистоты, может, лекарства и остаточные вещества, может, силиконы в креме для тела, может, присадки и красители, – значит, следует найти виновных, одного за другим, тех, кто убил ее, мы обязаны это сделать.

Кристиано держит руку у меня на лбу, отводит меня к фонтану, говорит всем встречным, что нам не нужна помощь, прыскает мне водой в лицо.

– Ничего не поделать, я не могу тебе помочь, – отвечает он; моя одежда намокла, сумка упала в воду, «Моторола» полетела на землю и теперь плавает в грязной луже.

Раздаются три хлопка, как обычно перед фейерверком, они гулко отдаются от стен домов, как внутри раковины, их можно услышать в полях, в историческом центре, в Коллегиальной церкви, в рыбной лавке, в ларьках, торгующих жареной щукой, может, даже у крутого поворота, называемого «кружевной каймой»… Раз, два, три, шоу начинается.

* * *

В конце шестидесятых немцы обнаружили исторический центр города, бывшую крепость. Ту самую, что стоит высоко на скале, рядом с главной башней и другими башенками поменьше, садами, раньше там находился аванпост замка Одескальки – точка, откуда велось наблюдение за озером.

Мощенные булыжником улочки ведут к Коллегиальной церкви, той самой, где заключаются самые важные браки, где пастор во весь голос распекает свидетельниц, когда они надевают платья с чересчур глубоким вырезом, где желающим обвенчаться в этих стенах приходится делать крупные пожертвования, не заплатишь – священник оставит тебя без музыки, невеста войдет в зал в полной тишине, под щелканье затворов на фотоаппаратах и детские смешки.

Старый квартал, где по-прежнему мало мастерских и лавочек, в кафе стоят пластиковые стулья, их занимают старики и работники муниципалитета, квартал, куда можно попасть через огромные деревянные ворота, которые почти никогда не затворяют. Есть три ресторана, студия какой-то мастерицы, что делает украшения из стекла, табачная лавка, когда-то были тату-салоны и магазины с оборудованием для виндсерфинга, но выстояли лишь мастерские обувщиков и фонтан с угрями, раскрывшими пасти.

Немцам приглянулись эти убогие домишки со спальней на первом этаже и кухней сразу за порогом, с выходящими на озеро террасами и каменными колоннами, этот пропитанный древностью воздух внутри городских стен.

Они прибрали к рукам дома и магазины, открыли заведения, но те долго не продержались: люди в Ангвилларе не любят чуждое и пришлое, они стремятся копить и сохранять, закупоривать бочки и бочонки, они сами похожи на вязкую жидкость, которая остается в консервных банках.

Немцы искали работу в городе, выходили нагишом на пляжи и устраивались под солнечными лучами, поглощали бутерброды с сельдью и закупались соломенными шляпами; местные их ненавидели, немцы были им отвратительны, как метастазы, как болезни, их следовало искоренить.

Немцы считали, что озеро невероятно красиво, что оно притягивает солнце и яркие краски, что оно сливается с небом, поэтому, желая задобрить его, они привезли из своих земель двух белых лебедей – двух гордых птиц с царственно прекрасным оперением, на первый взгляд они были безобидны и подчинялись людям.

Местные не смогли принять подобную дерзость, ведь иностранцы хотели изменить озеро, его фауну, в их видении все должно было остаться как прежде, чтобы можно было нарисовать и повесить на стену.

Рыбаки принялись жаловаться, что лебеди отравляют озеро, переносят заразу, пожирают весь улов, убивают других птиц, лебеди – грязные и хищные птицы. И вот однажды, вместо того чтобы отправиться на рыбалку, двое мужчин с весельными лодками и мелкими сетями схватили лебедей, задушили их, зажарили, и дым от горячего мяса поднимался от деревьев, что росли в нижней части города, под крепостью, там, где никому не разрешалось гулять, потому что пешеходная часть дороги заканчивалась раньше.

Немцы оплакивали своих детей – с их огромными крыльями и острым клювом, – но не сдались: чтобы привнести в жизнь нечто новое, нужно упорство; чтобы убедить других измениться, нужно постоянство и немного чудачества.

Появились новые лебеди, их тоже пожарили на костре, за ними еще и еще, местные глядели, как они плещутся в воде и размножаются, а потом сами того не заметили, как птицы начали им нравиться – царственные, громадные создания, умевшие командовать и строить рядами утят и уток.

Так лебеди и остались на озере, перебрались ближе к другому берегу, возле замка Браччано заметили и одну черную особь, что никогда не приближается к людям; теперь, тридцать лет спустя, дети специально ищут их у берега, пытаются подкормить их сухим хлебом, погладить их перышки.

Но лебеди, как известно, не станут жить в пруду, они не привыкли следовать правилам, могут легко разозлиться, и если тебе встретится такая птица, нужно держаться от нее на расстоянии.

Вот что я усвоила почти сразу, когда приехала сюда: к уткам можно подходить, не задумываясь, к лебедям – нет. Лебеди клюют нутрий в спину, преследуют их в воде, широко раскрыв крылья; лебеди не видят разницы между детьми и взрослыми женщинами, и если ты им не понравился, они могут напасть. Я тоже была лебедем, меня привезли из чужих мест, поэтому я изводила всех, брыкалась и затевала