Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков

за уши надо было оттаскивать от книг, вдруг превратился в долговязого, невозмутимого, с холодными глазами юнца, набравшегося дерзости обвинять своего воспитателя в измене.

Катилий предполагал, что без выяснения отношений не обойтись – будут страсти, выкрики, уговоры, возможно, слезы, но чтобы так, разгуливая по залу, тихим голосом, презрительным тоном, с предъявлением свидетеля.

Страх вполз в сердце, а цезарь между тем продолжил:

– Либо ты выкладываешь все, что знаешь о своих друзьях и их гнусных угрозах, либо тебя отведут во внутреннюю тюрьму, и там ты выложишь все. Если не добровольно, так под пытками. Марк Корнелий Присциан поможет тебе.

Корнелий отшатнулся.

– Разве легат здесь? Он же должен быть в Испании, ждать…

Префект прикусил язык.

Марк замер. Потом, заметно помрачневший, вернулся в кресло и упавшим, чуть дрожащим голос произнес:

– Ты выдал себя, Катилий, и это самый страшный удар, который я испытал в жизни. Наставник, с такой помпой воспевавший приверженность к исполнению долга, оказался подлым изменником. Ты, который рассказывал мне о Регуле Марке Атилии, подвергшемся страшной казни в Карфагене[43].

…Ты, который поведал мне о Сцеволе, бесстрашно положившим руку в огонь, чтобы доказать стойкость римского духа;

…Ты, восторгавшийся выдержкой и стойкостью Цезаря, сумевшим взять Ализию, находясь в окружении врагов. Не надо! – Марк выставил руку, словно отвергая всякие оправдания, – употреблять высоких слов, призывов и напоминаний, не надо слез в голосе. Ты выдал себя… Ты примкнул к банде заговорщиков, из корыстных побуждений собирающихся разрушить государство.

Марк Аврелий решительно встал и подошел к столу, на котором лежали какие-то бумаги.

– Здесь, – он указал на стол, – собраны неопровержимые доказательства твоей вины. Всего этого вполне достаточно, чтобы сенат постановил зверским образом лишить тебя и твоих сыновей жизни, а жену и дочерей отправить в ссылку.

– Ты не посмеешь!.. – закричал префект.

– Ты же посмел!

– Но я же… в твоих интересах! Как же тогда призывы к благожелательной и поощряющей добродетели силе, которыми так долго пичкала нас высшая власть?

– Ты о чем, Катилий? Эти призывы не распространяются на таких, как ты.

– Почему?

– Потому что ты всегда горячо, всей душой поддерживал эту политику. Как оказалось, только на словах. Ты всегда знал, что представляет собой Аттиан, подло умертвивший лучших полководцев Рима.

Катилий не сдержался – закричал:

– Убить их ему было приказано Адрианом, спутавшимся с мерзким гречонком!

– Ты же отказался, когда Плотина предложила тебе «уладить этот вопрос».

– Я не дурак!

– А теперь счел себя умным! Решил – пора?! Позабочусь о Марке… а там видно будет. Почему бы самому не стать правителем, прикрываясь мной как ширмой? Сознайся, ты именно это имел в виду, когда только что громогласно предупреждал меня об опасности. Удивляюсь, как ты не побоялся поддаться гнусным страстям в угоду мелкому тщеславию и зависти. Ты завидовал Антонину, которого прежний император выбрал в наследники.

– Нет, это не так! Я искренне хотел помочь тебе.

– Не лги! Зная Аттиана, ты не мог довериться ему. Как тебе в голову пришло связать свою судьбу и судьбу своей семьи с этим средоточием коварства.

Марк усмехнулся:

– Чтобы внести ясность, хочу показать тебе записи, сделанные отцом Бебия Корнелия Лонга после разговора с Аттианом.

Читай вот здесь.

«…Ларций спросил, неужели надо было так подло расправляться с полководцами, и, хотя он не ладил с Адрианом, ему трудно поверить, чтобы тот поступил так необдуманно, лишив Рим выдающихся военачальников. Им тоже нашлось бы дело, в любом случае держать их на привязи было куда более полезно для государства, чем убийство.

…знаешь, что ответил Аттиан. Он заявил – может быть, но нам какая от этого выгода? Если с Адрианом что-то случится и кто-то из этой своры придет к власти, тогда нам с тобой крышка».

Катилий, ты знал об этом?

– Нет, Марк!!

– Не лги! Если не знал, то догадывался. Я помню твою настороженность, которую ты испытывал в отношении Аттиана.

– Это дела давно минувших дней…

– Нет, префект, это самое жгучее сегодня.

Цезарь сделал паузу, длинную, усилившую страх, все сильнее сжимавший сердце префекта…

– Послушай, что Аттиан написал своему племяннику:

«…вчера Катилий Север вновь заговорил о Марке Аврелии и о том, что нам жизненно необходимо сохранить его как символ преемственности власти. Якобы Марк уже не мальчик, хотя, конечно, без опытных помощников ему не обойтись, и недостатка в них не будет.

Я постарался обернуть это дерзкое заявление в шутку, объяснив, что сначала надо добыть зверя…»

«Судьба Марка менее всего волнует меня. Особенно после того, как „тюфяка“ отправят на покой.

На вечный покой!

Только тогда встанет вопрос о судьбе наследника. Я не считаю эту проблему особенно важной. В нашей многоходовке она занимает второстепенное место. Куда более меня волнует твоя судьба, Присциан. Боги отметили тебя при рождении. Тем не менее не стоит раньше срока затрагивать эту тему – ни сейчас, ни в будущем. Молнии сверкают внезапно. Они способны ослепить всякого, кто не успел закрыть глаза.

Или отвернуться…»

Вот тебе еще одна цитата. Речь идет о начальнике сирийских легионов Квинтилии Руфе. Знаешь, на какой крючок Аттиан поймал этого сумасшедшего сумасброда?

«С твоей решимостью, с твоим вѝдением мира только ты можешь встать во главе Рима и повести его граждан к новым свершениям и подвигам».

Значит, еще один претендент на трон? А как же я, твой воспитанник? Меня, значит, побоку…

– Нет. Мы договорились с Аттианом… Ты сменишь Антонина, когда… Если с ним что-нибудь случится. Ты, Марк!!!

– И ты ему поверил? А кем же он назначит тебя?

Катилий, разбитый и раскрасневшийся, ответил с ходу:

– Регентом! До твоего совершеннолетия…

– А он что же, такой благородный, уйдет в тень?

– Нет, он возглавит «совет друзей императора».

– Кто, Аттиан?! Ты с ума сошел?! Этот «совет» не просуществует и месяца, как ты, я и все, кто так или иначе не устраивают этого негодяя, будут казнены. Зная его недюжинные фантазии, я представляю, какая смерть нас ждет.

– Он дал мне слово! Без меня он ноль. Я стану заодно и префектом претория.

Марк рассмеялся – он просто не мог сдержаться! Успокоившись, он поинтересовался у воспитателя:

– Но ведь так не бывает, Катилий! Что затмило тебе глаза? Жажда власти? Ты пошел на поводу у нелепых мечтаний? Ты поддался грызущей тебя зависти? Ты забыл, как возвысил тебя Траян?

Итак, ты расскажешь все сам или устроить тебе очную ставку с Присцианом? – Цезарь сделал паузу. – Ты