В любви и на войне - Лиз Тренау

Она старалась не думать о мучениях солдат противников, искалеченных и умирающих, которых перевозили в этой санитарной машине, или о телах погибших, выложенных штабелями, транспортируемых на кладбища. Старалась не думать о немецких снарядах, пулях и ядовитых газах, которые несли смерть и муки всем этим людям. Может, души усопших до сих пор витают тут? Она проклинала кайзера и его политиков: как могли быть они настолько слепы, чтобы верить, что несколько тысяч квадратных километров территории стоят таких потерь, такой бесчеловечности по отношению к людям?

Когда сегодня она увидела окопы, то была глубоко потрясена, особенно когда Фредди указал на немецкие позиции всего в нескольких сотнях метров от линии англичан. Она никогда не могла подумать, что Генриху и его друзьям приходилось жить в таких жутких, суровых условиях, лишенных минимальных удобств. И все это время, в пределах слышимости от них, на стороне противника солдаты точно так же мучились, изо дня в день цепляясь за обычную жизнь – есть, спать, содержать себя в чистоте, насколько это возможно. И все это в постоянном страхе перед обстрелами и снайперскими пулями. Неудивительно, что многие теряли рассудок.

Перед ее внутренним взором всплыло лицо хозяина гостиницы, искаженное и красное от ярости. Она не винила его – любого англичанина, француза, бельгийца или американца встретили бы сейчас в Берлине точно так же. Она не чувствовала горечи, раны все еще слишком свежие. Эта страна, до тех пор совершенно мирная, была захвачена и уничтожена ее соотечественниками.

Бельгийцы потеряли так много своих близких. Вряд ли удивительно, что они ненавидели немцев. Когда ее ложь открылась, это, должно быть, обострило их негодование и подозрения, что привело к диким, невероятным домыслам.

До войны любой желающий мог свободно путешествовать по всей Европе, немцы были желанными гостями в любой стране. Теперь, в результате неуемной национальной гордыни, все это было изничтожено. Вместо этого остались лишь смерть, разруха и взаимная ненависть. Марту переполняло чувство глубокого, жгучего стыда, от которого ее лицо горело даже под колючим солдатским одеялом.

Потом она вспомнила: что может быть важнее того, что ее Генрих жив? После всех этих лет скорби они завтра вернутся в Берлин и смогут начать поиски ее мальчика. Уже засыпая, она позволила себе представить момент их первой встречи, их первые объятия, его возвращение домой, воссоединение их маленькой семьи. Они наконец смогут смотреть в будущее, где их ждет мир и процветание.

Элис нигде не было видно, но Руби больше не могла ждать: Сесиль скоро закончит подавать ужин.

Спускаясь вниз, она услышала английскую речь.

Эдит первой заметила ее.

– Еще раз здравствуйте, – приветливо воскликнула Эдит. – Какое очаровательное место! У них нашлись для нас две комнаты, и мы этому несказанно рады. – Рядом с ней стоял Джимми, опираясь на две палки. Его лицо было все еще бледным как полотно, в глазах плескалась тревога, а брови беспокойно хмурились. Но тики и нервные судороги, мучившие его прежде, все же прекратились, во всяком случае, на какое-то время. – Завтра мы едем домой, мой дорогой, да?

Джозеф, который стоял у стойки с месье Вермюленом, узнал ее, и на его лице расцвела чуть кривоватая улыбка.

– А, мисс Бартон! У нас не было времени отблагодарить вас как следует.

– Он выглядит лучше.

– Мы можем угостить вас бокалом вина попозже? Это наименьшее, что мы можем сделать.

– Сейчас я иду на ужин. Но, может быть, потом?

Она прошла в столовую и села на свое обычное место. Глянув на пустой стол Марты и Отто, Руби подумала о том, как они там устроились на ночь. По крайней мере, они в безопасности, и это всего на одну ночь. Удалось ли Фредди преодолеть свою ненависть к немцам и принести им то, о чем она просила? Она была уверена, что он все сделает как надо, – она уже видела, как оттаяло его сердце по отношению к мальчишке. Завтра эти двое отправятся домой – возможно, к радостному воссоединению со старшим сыном.

Вдруг у ее стола возник какой-то человек, выводя ее из задумчивости.

– Позвольте присоединиться к вам? – Это оказался Джозеф Кэтчпол.

– Конечно присаживайтесь. Вы один?

– Мы решили, что лучше соблюдать осторожность, – тихо сказал он. – Мы не хотим привлекать к нему внимание, а Эдит не захотела оставлять его одного, поэтому они заказали ужин в номер. Я чувствовал, что важно дать им немного времени побыть наедине, так что я здесь.

Сесиль пришла принять заказ, и он стал изучать винную карту.

– Вы что, не пьете? – Джозеф указал на ее бокал с водой. – А хотите, угощу красным?

Когда подали вино, Руби с удивлением наблюдала, как он понюхал и осторожно попробовал его, прежде чем одобрительно кивнуть, как настоящий знаток.

– Еще раз спасибо, – сказал он, поднимая бокал. – За то, что сделали нам лучший подарок на свете, вернули нам брата.

– Но я не сделала ничего особенного, честное слово. Это все Табби Клейтон. Вам следует написать ему, когда приедете домой. У меня есть его адрес.

Шрам на щеке Джозефа совсем не портил его, придавая лицу выражение изысканной ироничности. Когда он улыбнулся, единственный его глаз ярко сверкнул, компенсируя отсутствие второго. Она видела немало солдат, вернувшихся с войны с изуродованными лицами, и понимала, что иногда это могло быть хуже, чем отсутствие руки или ноги. Но Джозеф вел себя так, словно шрама и повязки на глазу вовсе не было, и спустя какое-то время она и сама перестала их замечать.

– Скажите… – начали они одновременно и тут же неловко умолкли.

– Дамы вперед, – рассмеялся он.

– Я не знаю, с чего начать, – призналась она. – Что вы делали с тех пор, как мы виделись в Остенде?

– На следующий день майор Уилсон сказал нам, что вы с мисс Палмер вернулись в Ипр, и после дня, проведенного в Брюгге, мы поняли, что должны сделать то же самое. Посещение туристических достопримечательностей не помогло бы нам найти Джимми. Единственное, что нам было известно, – он пропал в ноябре прошлого года при Пашендейле, и Эдит настаивала, чтобы мы вернулись на Тайн Кот и еще раз поискали там. Мы наняли машину и провели там целый день. Согласитесь, ужасно угнетает, что далеко не на всех могилах написаны имена, и еще сотни погибших просто лежат неопознанными в земле.

– Я тоже туда возвращалась, – сказала Руби. – Искать могилу моего мужа. Но так ничего и не смогла найти. Ни единого намека.

Его улыбка померкла.

– Мне очень жаль. Я заметил обручальное кольцо, но не хотел спрашивать.

– Сначала закончите свой рассказ.

– Ну, для Эдит это было уже слишком. Она была просто раздавлена тем, что мы не смогли найти могилу. Она постоянно плакала и на следующий день не хотела вставать с кровати. Я слонялся по гостинице, чувствуя себя виноватым, и даже подумал, что нам вообще не стоило сюда ехать. А вечером мы получили телеграмму.