Земля точка небо - Алексей Егоренков

15 сентября 2005 года

До сих пор мне неясно, чего хотел этот лысый доктор. Возможно, он чего-то ждал. Или пытался разозлить меня. Мое единственное умение — рассказывать о себе. Обычно люди слушают, и думают, что я не в своем уме. Или принял что-нибудь. Или вру. Но они хотя бы слушают, а этот тип улегся на соседней койке, сунул руки за голову и целый день валялся, не издавая ни звука.

Только смотрел на часы. Когда в дверь сунулась голова дежурного, который явился просигналить обед, инспектор прогнал его жестом.

Потом раздумал и отправил меня вдогонку, заказать у дежурного пиццу.

И снова вытянулся на койке, глядя в потолок. Возможно, ему было просто неинтересно. Тогда я заговорил о провалах. Как из мира выдергивают затычку.

Пуф-ф. Как я попадаю в другое измерение, где всё становится понятным и существенным. Где видна каждая связь. Каждая плоскость и граница. Каждый шаг экосистемы. Лысый доктор заворочался и сел на кровати.

— По поводу того, о чем вы говорите, — сказал он без выражения. — Эти провалы, «дно», вы их так называете, правильно? Я читал запись. Правильно. Его невозможно объяснить. Его трудно описать…

— Объяснить возможно всё, — перебил доктор. — Не говорите ерунды. Ноль интереса. Опять. Или мне только казалось?

— Состояния, которые вы описываете, имеют под собой конкретную природу. Но у вас, я так понимаю, был какой-то опыт с наркотиками, правильно? Так что я ограничусь. Добавлю только, что причина в физиологии. Он не понимает. Я встретил Бога. Именно поэтому я не умер. И как раз тогда всё началось: голос, дно, вторая жизнь. Именно тогда старые привычки облетели с меня, как…

— Ну, ну, остановитесь, — врач сел на кровати. — Слушайте сюда, и слушайте внимательно. Мне нужно объяснить. Иначе он решит, что я псих, и ничего больше. Но кое-что большее есть. И это очень важно.

— Слушайте меня, — врач наклонился мне навстречу. — Прежде, чем мы с вами продолжим, я категорически — слышите? — категорически хочу предостеречь вас от мистики любого рода. У вас пока нет серьезного расстройства. Пока нет. Вы просто запутаны. Для вас из этой точки есть два пути — рациональный и иррациональный. Я запрещаю вам трогать иррациональный. До сих пор ясно? Продолжайте. Лысый доктор снова улегся. Как будто не вставал. Но я успел заглянуть в него, пускай на секунду. Инспектор не считал меня сумасшедшим. Пока нет. И говорить стало легче.

21 мая 2005 года

— На кой? Почему здесь? — Катька всё косилась на зарешеченные ячейки. — Тут же охереть как стремно.

— Сама просила в безлюдном месте, — сказала Лиза.

— Безлюдном, еще бы. Тут же змеи кругом… ч-черт. Лиза и сама теперь жалела, что выбрала серпентарий. В ее телефонной книге полно было других координат — рестораны, клубы, спортивные центры. Все одинаково проверенные, все знакомые. В каждом бывал или Макс, или сама Лиза. Почти в каждом они снимали что-то для выпусков.

— Максим тут когда-то брал змей для «Земли-неба», — сказала Лиза.

— Мы показали их, и выпуск удался. Может, поэтому. На счастье.

— Сбежит одна через эти прутья, и будет тебе счастье, — мрачно пообещала Катька. Они брели вдоль бесконечных полок, забранных металлической сеткой. Полки делились на ячейки, и в каждой лежала или висела очередная пестрая колбаса. «Как в супермаркете», — подумала Лиза и нервно хихикнула. Ей как-то не пришло в голову, что здесь будет голая сетка. Лизе представлялся террариум, защита из толстого стекла, подсветка, декоративный папоротник. Но это оказался не зоопарк. В серпентарии змей не выставляли на обозрение — здесь их разводили и добывали яд. И теперь ячейки казались Лизе слишком непрочными, проходы — чересчур узкими, а змеи явно замышляли недоброе. Пускай они не поднимали голову, не разевали пасть, не кидались на сетку — они вообще не двигались, насколько могла видеть Лиза. Но вокруг постоянно что-то шуршало, терлось о железо и сонно шипело, напоминая о своем опасном присутствии.

— Еще скажи, что ты сама не боишься, — сказала Катька.

— Если честно, — сказала Лиза. — Меня сейчас больше пугают люди. Она вспомнила утренние лица, раздутые от припасенного возмущения.

Мятые, как сизые гениталии. Верующие старухи трясут кулаками, стараясь доплюнуть ей под ноги из-за спин охраны. Молодые люди смотрят и молчат. Заросшие, бородатые, с бровями разной высоты. На всех черные футболки. Черепа, кресты и купола. Христос или смерть.

Вера или печь.

— Да ладно, — Катька цокнула языком. — Ты как всегда. Безбожно всё драматизируешь. Они зовут ее «лже-спасительницей» и «лже-психологом». Каждое утро привозят розовый манекен, наряженный в подражание Элизе, и жгут его горелками на стоянке у дома.

— Что-что, а змеи лучше, — сказала Лиза.

— Да брось, — Катька осторожно махнула рукой, стараясь не коснуться полок. — Никто же не делает ничего реально для тебя опасного. Нельзя же запретить десяти придуркам портить манекены…

— Десяти придуркам? — Лиза нечаянно задела какую-то штангу, и вокруг сразу поднялась возня. Сбавив тон, Лиза повторила. — Десяти придуркам? Ты шутишь? Это же повсюду! Раньше Элизу мусолили только в сети и желтых изданиях. А теперь везде: по телевизору, на радио, в забегаловках и кухнях, по всей стране: едва кто-то поминал Элизу Фрейд, как сразу находился умник с пространным суждением. Элиза Фрейд то, Элиза Фрейд сё. И кстати, дело совсем не в религии. Но согласитесь, она не вправе оспаривать нашу духовность и насаждать эти чуждые нам, да и попросту варварские обычаи и взгляды. Жидовка хренова, — соглашались люди попроще. У всех будто открылись глаза. Элиза Фрейд, повторяли они. Элиза — Фрейд. Как же мы не замечали раньше?

— Главное, не понимаю, откуда эта агрессивная религиозность. Этот весь антисемитизм.

— Ой, прошу тебя, нет там никакого антисемитизма, — сказала Катька. — Ты не понимаешь. Это просто контекст.

— Какой еще «контекст»?

— Ну как же. Представь как ты позлила эту категорию, в конечном итоге. Они все живут в дерьме, носятся с каким-то дерьмом, выглядят как дерьмо… а ты известная, красивая, ездишь на своем «Лексусе», у тебя охрана вон, деньги. Трахаешься с кем и как хочешь…

— Ни с кем я не трахаюсь! — Лизе уже плевать было на змей, да и на обслугу, если здесь кто-то остался. — Я вообще, между прочим, больше года не трахалась. Крыша скоро поедет…

— Не важно, не важно, — Катька затрясла челкой. — Им-то откуда это знать? И конечно — это я тебе гарантирую — куча народу на твоей стороне. Они просто молчат, как всегда. Сама знаешь, как оно со славой, по большому счету. Кто станет утруждаться, хвалить? А с говном смешать, это да, это всегда пожалуйста. Желающих море.

— Ну и кто на моей стороне?

— Да все, у кого мозги есть. Я на твоей стороне. И студия тоже.