Конь-Призрак - Ричард Кнаак

И еще он хотел иметь под рукой хотя бы одного заклинателя.Благодаря имеющимся у него талисманам (несмотря на всю неприязнь к такого родавещам, появившуюся со времени его увечья) и тому, что успел сделать Дрейфитт —бедняга Дрейфитт, — король был уверен, что драконы не смогут проникнуть водворец с помощью волшебства. Сейчас его уверенность поколебалась. СпособностьТемного Коня появляться и исчезать по своему желанию его не беспокоила. НоСумрак… волшебник с тысячелетним опытом. Его беспокоило то, что лазутчикСеребряного Дракона работал под самым его носом; наверняка Кворин не разсвязывался со своим хозяином. А стоит появиться хоть одной прорехе в колдовскихукреплениях Талака…

— Ваше Величество! — В дверях появился стражник, ожидаяпозволения войти.

— В чем дело? — «Что еще стряслось?»

— Дракон просит впустить его в город!

— Дракон? — Как они его не заметили? Наверняка посланникСеребряного Дракона с требованиями о капитуляции. Убить его… нет. Лучшеотправить назад с посланием. — Передай этой рептилии, что его хозяину невладеть Талаком! Пусть передаст Серебряному, что мы вывесим его голову нагородской стене рядом с нашими знаменами, когда разобьем его орды!

— Мой повелитель…

Король понимал, насколько высокопарна его речь, но ему былоне до того. Наглость врага разозлила его.

— Ты меня слышал? Ступай!

Стражник склонил голову, но не двинулся с места. Он хотелчто-то добавить, невзирая даже на гнев короля. Меликард кивнул головой.

— Дракон появился не у северных ворот, мой господин, и он неиз Серебряного клана.

— Откуда он?

— Он утверждает, что прискакал с юга.

— Из леса Дагора?

— Так он сказал.

Меликард не знал, радоваться или огорчаться.

Похоже, Зеленый Дракон прислал посланника. В прошлом Талак иповелитель Дагора враждовали; так кто же к нему пожаловал — союзник или ещеодин враг?

Проверить это можно было лишь одним способом.

Эрини была напугана, хотя и старалась не выдавать страха.Пугало многое, но более всего — странное поведение ее похитителя.

Хотя Сумрак утверждал, что его рассудок в полном порядке,Эрини очень сомневалась в этом. Ей казалось, что волшебника бросает из однойкрайности в другую. Почти добившись своей цели, Сумрак все больше предавалсявоспоминаниям о прошлой неудаче и хотел поделиться ими с Эрини, словно пытаясьочистить свою память от подобного груза.

— Когда люди вернулись на эту землю, — дружелюбнорассказывал Сумрак, — и поселились здесь, склонившись на время перед волейпервых Королей-Драконов, я был среди них. Слабовольные! Их предки уступилиэтому миру, приняв его магию взамен собственной! Но некоторые из них твориличудеса с помощью этой магии, и от них я научился многому из того, что раньше нерешался использовать, боясь потерять себя, подобно многим другим.

Скованная его заклинаниями, Эрини плохо понимала смыслречей. Он разговаривал скорее сам с собой, чем с ней. Эрини не возражала — ведьэто отдаляло участь, уготованную ей Сумраком.

— В те дни я сменил много имен и обличий, учась всему, чемутолько мог. Несколько раз я продлевал срок своей жизни. Но однажды я понял, чтоволшебство обманет меня. Я умру, и последний враад уйдет навсегда из этого мира— мира, который принадлежит нам по праву. — Он холодно улыбнулся. — Уцелел нетолько я — уцелели и другие, но они позволили этому миру одержать победу надсобой и стали не враадами, а…

Сумрак поднялся, прервав историю на полуслове и, похоже, необратив на это внимания. Уже не первый раз ход его мыслей вдруг резко менялся.Волшебник протянул руку, и голубой шарик, плавающий над ними, засветился ярче.Эрини увидела обитель Сумрака, перед тем погруженную во мрак, и ее охватилблагоговейный страх.

Ей не приходилось видеть тронный зал Дракона-Императора, иона не могла оценить его удивительного сходства с обиталищем Сумрака. Огромныеизваяния давно умерших или исчезнувших людей и других существ стояли вдольстен. Некоторые из них выглядели такими живыми, что принцесса отводила взгляд,боясь, что они посмотрят на нее в ответ. Эрини не была пуглива, но даже своимскромным магическим чутьем она ощущала присутствие холодного разума внутрикаждого изваяния. Эти статуи были живые, хотя и не в том смысле, которыйвкладывают в это слово люди. Они чем-то напоминали ей Темного Коня, как нипротивно было ей такое сравнение.

— Как вам нравится моя обитель, принцесса? Эти чешуйчатыенегодяи ограбили ее, но смотрится все равно неплохо, правда? Здесь я придумывалсвои заклинания, хранил записи и некоторые… сувениры. Таков обычай враадов. Ихотя я живу и творю волшебство среди людей, но именно здесь, в этом месте, явпервые пришел к своему замыслу. Именно здесь я ступил на путь к бессмертию иистинной силе, о которой не могли мечтать даже враады!

Не переставая говорить, Сумрак достал из глубин плащаневзрачный треножник. Судя по тому, как осторожно волшебник с ним обращался,треножник был не простой. Эрини с бессильной яростью смотрела, как Сумракосторожно устанавливает его у ее ног.

— Сама мысль пришла ко мне давно, но осуществить ее мнедолго не удавалось. Я боялся, что все кончено. Чтобы понять, что мне нужно,пришлось пожертвовать собой, позволить этому миру изменить меня — я об этом ужеговорил? — Сумрак неуверенно взглянул на принцессу. В его голосе чувствовалсяотзвук страха, словно он наконец понял, что с его рассудком не все в порядке.

Пока он раздумывал над собственным вопросом, Эринипродолжала свою безнадежную борьбу. Чары Сумрака сковали ее тело, но не ум — еерассудок был нужен волшебнику свободным и податливым.

Эрини попыталась извлечь из этого выгоду, собирая все силы,которые только могла в себе найти, чтобы мысленно позвать на помощь. Онанадеялась, что Темный Конь услышит ее. Слабая, почти ничтожная надежда, нобольшего у нее не было. Принцессе недоставало сил и умения, чтобы освободитьсяот пут многоопытного волшебника.

— Это даже не причинит вам вреда — большого вреда, я хотелсказать. — Сумрак внезапно подошел на расстояние вытянутой руки. Она попыталасьзакрыть глаза, но не сумела даже этого. Ей пришлось заглянуть в его мерцающие,кажущиеся многогранными зрачки. Говорят, что глаза — зеркало души, но глазаСумрака были скорей изнанкой души, чем ее отражением.

Он уже не был человеком — наверное, с тех самых времен,когда им овладело неотвязное стремление к бессмертию и всевластию.