Владычица Озера - Анджей Сапковский

— Конек, — сказала Цири укоризненно и одновременнонасмешливо, — не хотелось бы быть назойливой, но я немного тороплюсь всвой мир. Я нужна близким, ты же знаешь. А мы сначала оказываемся у какого-тоозера и налетаем на какого-то смешного простака в клетчатом костюме, потом натолпу грязных и орущих лохмачей с палицами, наконец на психа с черным крестомна плаще. Нет, нет! Не те времена, не те места! Очень тебя прошу. Конек,поднатужься как следует. Очень тебя прошу.

Иуарраквакс заржал, вскинул рогом и передал ей что-то,какую-то мысль. Цири поняла не до конца. Задумываться не было времени, потомучто в голове у нее опять разлился холодный свет, в ушах зашумело, а в затылкепохолодало.

И ее снова поглотило черное бархатное ничто.

* * *

Нимуэ, заливаясь веселым смехом, потянула мужчину за руку,они сбежали к озеру, петляя меж невысоких березок и ольшинок, вывороченных скорнями и поваленных стволов. Выбежав на пляж, Нимуэ сбросила сандалии,приподняла платьице, зашлепала босыми ногами по прибрежной воде. Мужчина тожескинул ботинки, но в воду входить не спешил, а сбросил плащ и разложил напеске.

Нимуэ подбежала, закинула ему руки на шею и поднялась нацыпочки, однако, чтобы ее поцеловать, мужчине все равно пришлось сильно наклониться.Не напрасно Нимуэ называли Локотком — но теперь, когда ей уже исполнилосьвосемнадцать и она была адепткой магических искусств, называть ее так моглилишь самые близкие подруги. И только некоторые мужчины…

Мужчина, не отрываясь от губ Нимуэ, сунул руку в разрез ееплатья.

Потом все пошло быстро. Они оказались на расстеленном напеске плаще, платьице Нимуэ подвернула повыше талии, ее бедра крепко охватилибедра мужчины, а руки впились ему в спину. Когда он ее брал, как всегда слишкомнетерпеливо, она стиснула зубы, но быстро нагнала его, сравнялась, подхватиларитм. Опыт и сноровка у нее были.

Мужчина издавал смешные звуки. Поверх его плеч Нимуэ виделамедленно плывущие по небу кучевые облака фантастических форм.

Что-то зазвенело — так звонит затопленный на дне океанаколокол. В ушах зашумело. «Магия», — подумала она, отворачивая голову,чтобы высвободиться из-под щеки и руки лежащего на ней мужчины.

На берегу озера — повиснув над его поверхностью — стоялбелый единорог. Рядом — вороная лошадь. А в седле вороной лошади сидела…

«Но я же знаю эту легенду, — пронеслось в мозгуНимуэ. — Я знаю эту сказку! Я была ребенком, маленькой девчушкой, когдаслышала ее от деда Посвиста, бродячего сказочника. Ведьмачка Цири. Со шрамом нащеке… Вороная кобыла Кэльпи… Единорог… Страна эльфов…»

Движения мужчины, вообще не заметившего появившейся картины,стали резче, издаваемые им звуки — смешнее.

— Uuups, — сказала девушка, сидевшая на воронойкобыле. — Опять ошибка! Не то место, не то время. Вдобавок, если неошибаюсь, совершенно несвоевременно. Простите.

Картина поблекла и лопнула, лопнула, как лопаетсяраскрашенное стекло, вдруг разлетелась, распалась на тысячи радужных мерцающихискорок, бликов и мигающих золотинок. А потом исчезла.

— Нет! — крикнула Нимуэ. — Нет! Не исчезай! Яне хочу! Она распрямила колени и хотела высвободиться из-под мужчины, но немогла — он был тяжелее и сильнее ее. Мужчина застонал и икнул.

— Ооооох, Нимуэ… Оооох!

Нимуэ вскрикнула и впилась ему зубами в плечо.

Они лежали на плаще, возбужденные и жаркие. Нимуэ смотрелана берег озера, на шапки взбитой волнами пены. На наклоненные ветром камыши. Набесцветную, безнадежную пустоту, пустоту, которая осталась от рассеявшейсялегенды.

По носу адептки бежала слеза.

— Нимуэ… Что-то случилось?

— Случилось. — Она прижалась к нему, все еще глядяна озеро. — Молчи. Обними меня и ничего не говори. Молчи.

Мужчина высокомерно улыбнулся.

— Я знаю, что с тобой, — сказал онхвастливо. — Земля содрогнулась?

Нимуэ печально улыбнулась.

— Не только, — ответила она после недолгогомолчания. — Не только.

* * *

Блеск. Тьма. Следующее место.

* * *

Следующее место было мрачным, зловещим и отвратительным.

Цири инстинктивно сжалась в седле, потрясенная — как вбуквальном, так и переносном значении этого слова. Потому что подковы Кэльпиударили с разбега во что-то болезненно твердое, плоское и неуступчивое, каккамень. После долгого движения в мягком небытии ощущение твердости оказалосьнастолько неожиданным и неприятным, что кобыла заржала и резко кинулась вбок,выбивая на почве стаккато, от которого зазвенели зубы.

Второе потрясение, метафорическое, ей принесло обоняние.Цири застонала и прикрыла руками рот и нос, чувствуя, как глаза моментальнозаполняются слезами.

Вокруг стоял кислый, ядовитый, плотный и липкий смрад,ужасающе удушливый, не поддающийся определению, не похожий ни на один известныйей запах. Это была — в чем она ничуть не сомневалась — вонь разложения, трупнаявонь окончательного разложения и распада, вонь гниения и уничтожения — причемсоздавалось впечатление, что то, что сейчас прекращало свое земноесуществование, воняло ничуть не лучше и при жизни. Даже в период своегорасцвета.

Цири скукожилась, и ее вырвало. Сдержаться она не могла.Кэльпи фыркала и трясла головой, сжимала ноздри. Единорог, материализовавшийсярядом с ними, присел на задние ноги, подскочил и брыкнулся. Твердое основаниеответило сотрясением и громким отзвуком.

Вокруг них стояла ночь, ночь темная и грязная, окутаннаялипким и вонючим покровом мрака.

Цири подняла глаза, надеясь отыскать звезды, но наверху небыло ничего, только бездна, местами подсвеченная нечетким красноватым заревом,словно бы далеким пожаром.

— Uuups, — сказала она и скривилась, чувствуя, какна губах оседают кисло-гнилостные испарения. — Фуууу-эх! Не то место, нето время. Ни в коем случае не они!

Единорог фыркнул и кивнул, его рог описал короткую и крутуюдугу.

Скрипящая под копытами Кэльпи почва была камнем, но камнемстранным, прямо-таки неестественно ровным, интенсивно выделяющим запах гари игрязного пепла. Прошло какое-то время, прежде чем Цири сообразила, что передглазами у нее не что иное, как дорога. Неприятная и нервирующая своейтвердостью. Цири направила кобылу на обочину, очерченную чем-то таким, чтонекогда было деревьями, теперь же лишь отвратительными и голыми скелетами.Трупами, увешанными обрывками тряпок, словно бы действительно остаткамисгнивших саванов.