Победитель - Андрей Волос

— Не о чем нам с ним разговаривать!.. — угрюмо сказал Брежнев. — Раньше нужно было разговаривать…

— Он и раньше просил о встрече, — нашел нужным возразить Косыгин. — Но вы его тоже не принимали…

— Зачем он мне был нужен? — Брежнев повысил голос. — Раньше мы имели дело с Генеральным секретарем НДПА Нур Мухаммедом Тараки! Разумный человек, симпатичный, все понимает… Зачем нам нужен был его помощник? От добра добра не ищут… А теперь этот выкормыш его арестовал! и хочет с нами разговаривать!

— Индульгенцию получить! — ввернул Андропов.

— Вот именно… Пусть вернет к власти Тараки, тогда поговорим!..

Повисла пауза.

Устинов вздохнул.

— Да, конечно, следует вернуть к власти Тараки. Но теперь уж не обойтись без войсковой операции…

— Они же просят помочь войсками? Вот и ввести войска, — сказал Андропов. — И поставить соответствующую задачу. Все равно Амина нельзя оставлять. Он переметнется к американцам. И они разместят свои «першинги» на нашей южной границе.

— Почему он переметнется к американцам? — спросил Громыко. — С какой стати? Зачем же тогда он столько времени просит у нас войска? Это абсурд какой-то… А что касается войсковой операции, мы уже не раз здесь говорили, что не сможем юридически оправдать ввод войск. Советский Союз будет выглядеть агрессором!

— Да, товарищи, об этом забывать нельзя, — вздохнул Брежнев. — Ну а как быть? Оставить Тараки без помощи?

— И потом, — сказал Косыгин, — ввод войск — серьезная операция. За пять минут такие дела не делаются, а реагировать нужно немедленно.

— Если не начинать, они вообще никогда не сделаются!

Брежнев задумчиво посмотрел на Андропова, пожевал губами, вздохнул. Идея ввода войск ему никогда не нравилась.

— Леонид Ильич! — Андропов продолжил. — Может быть, хотя бы начать подготовку? В конце концов, Амин и Тараки в один голос просили о переброске двух или трех батальонов спецназа. У нас готов «мусульманский» батальон. Кроме того, можно перебросить батальон десантников в Баграм якобы для охраны аэродрома. Эти подразделения могли бы решить двойную задачу…

— В каком смысле?

— Во-первых — охранять руководство. А при необходимости — блокировать его. Я имею в виду Амина.

— Только обязательно переодеть, как и предлагалось, — заметил Устинов. — Никто ничего не узнает.

Громыко тяжело вздохнул и покачал головой.

— А вы, Юрий Владимирович, со своей стороны предпринимаете что-нибудь? — спросил Косыгин. — Ведь ваше ведомство обычно не оперирует такими понятиями, как военные действия!..

— Да, — ответил Андропов. — Как только была получена информация о случившемся, мы начали проработку спецоперации. Не исключено, что нам удастся восстановить статус-кво без применения военной силы. Но я должен с огорчением констатировать, что ни одна из наших прежних спецопераций не оказалась успешной. Поэтому подготовку к переброске «мусульманского» батальона следует максимально ускорить.

— Да, товарищи, — задумчиво сказал Брежнев, надевая очки. — Не было заботы… Нет, ну какая же сволочь этот Амин! Тоже мне — ленинец!..

Покачав головой, он со вздохом придвинул к себе документы.

— Ну хорошо. Что у нас тут еще на сегодня… из неотложного…

Затем взглянул на часы, пожевал губами и спросил, обведя присутствующих взглядом поверх очков: — Или обедать пора, товарищи?

* * *

В кабинете Мосякова тихо потренькивал джаз Дюка Эллингтона, на столе стояла литровая бутылка виски, в вазочке лежали маслины, а на нескольких тарелках — сыр, орешки и фрукты. Сам резидент был нетрезв и мрачен, и чем более он становился нетрезв, тем более мрачнел. Настроение Огнева тоже нельзя было назвать веселым.

Да и разговор между ними шел довольно безрадостный.

— Не имел он права его арестовывать! — сказал резидент. — Понимаешь? Это натуральный переворот!

Огнев покивал.

— А он и не отпирается. Только уточняет, что поступил так для блага Родины. Мол, корабль тонет, и нужна твердая рука. Но, мол, если советское руководство считает его недостойным, он готов вернуть Тараки все должности. Пусть только его перед этим выслушают в Москве. По-моему, нормальная позиция. И ты сам хорошо знаешь, что как государственный деятель он Тараки сто очков вперед даст…

— Я его очки не считал, — буркнул Мосяков. — Я одно знаю: песни он сладко поет, это точно. Сам поет, а сам, между прочим, теперь уже за министрами гоняется… Мало ему, что Тараки арестовал… Надо, пожалуй, в Союз бедолаг переправить, чтобы он им башки не свернул. Точно! В ящики заколочу — да и…

И махнул рукой, подтверждая серьезность сказанного.

— А что ему оставалось делать? — спросил Огнев, пожимая плечами. — Кто кого в своем доме пытался убить?

— Ты что имеешь в виду? — непонимающе спросил резидент и несколько раз моргнул.

— Покушение на Амина я имею в виду! В доме Тараки!

— Э-э-э! — иронически протянул Мосяков. — Ну да. Ты его слушай. Он еще и не такое расскажет. Покушение! Выдумки. Не было никакого покушения.

Огнев, похоже, хотел что-то сказать, но сдержался.

— А приказ сбивать самолет — был! — продолжал резидент. — Тут уж не откажешься!..

Главный военный советник нахмурился. Ему не хотелось уличать Мосякова во лжи, хотя он точно знал — от посла знал, от Рузаева, — что и покушение было, и резидент при нем присутствовал. «Вот же кагэбэшная сволочь!» — подумал он. Но подумал беззлобно. Он понимал — работа такая. При такой работе в простоте и словечка не скажешь…

Они молчали, занимаясь простыми застольными делами: один сгрыз орешек, другой отщипнул виноградину. Резидент потянулся к бутылке.

— Но дело даже не в том, кто первый начал, — примирительно сказал он, разливая напиток. — Москва его не хочет, вот в чем дело.

— Верно. А почему не хочет? Потому что представительство КГБ в Кабуле заняло сторону Тараки. И чернит Амина в глазах советского руководства.

Резидент хмыкнул.

— Не чернит, а снабжает объективной информацией. Знаешь, что он в последнее время придумал? Загоняют людей в самолет, и над Гиндукушем — рампу настежь. Называется — десантирование. Каково? У него и так руки в крови по локоть, а если его к власти допустить, что будет?

— Они с твоим любимым Тараки — два сапога пара, — отмахнулся Огнев. — Тараки мало крови пролил? Целыми кишлаками людей расстреливал! Живьем в шахты кидал! Ты бы и об этом сообщал подробней…

Резидент усмехнулся, покачивая в ладони стакан и заставляя искриться его содержимое.

— Даже если я во всем виноват, это дела не меняет: Москва Амина не хочет. Брежнев Амина не хочет. Амин это знает. И все его речи — для отвода глаз. А на самом деле у него теперь один ход. Один. Давай выпьем, потом я тебе скажу, какой именно.