Бен-Гур - Льюис Уоллес

Илдерим хлопнул в ладоши.

– Ступай к страннику, что живет в шатре для гостей, и скажи ему, что я, Илдерим, желаю ему мира и спокойствия.

Стоящий у входа слуга склонился в поклоне.

– Скажи ему также, – продолжал Илдерим, – что я вернулся с гостем, который почтил меня, согласившись преломить со мной хлеб. И если мудрейший Балтазар захочет разделить нашу трапезу, угощения хватит на троих, да и птицам еще достанется немало.

Выслушав приказание, слуга отправился выполнять его.

– А теперь мы вкусим сладость отдыха.

Произнеся это, Илдерим устроился на оттоманке, как и в наши дни сидят на своих ковриках торговцы на базарах Дамаска. Оставив в покое свою бороду, он торжественно промолвил:

– Поскольку ты мой гость, испивший моего вина и готовящийся вот-вот отведать моего хлеба, не осерчай на меня за мой вопрос: кто ты есть?

– Почтенный шейх, – склонил голову Бен-Гур, спокойно выдержав пронизывающий взгляд старика, – молю тебя не считать невежливым, что я отвечаю вопросом на вопрос, но разве не было в твоей жизни такого времени, когда ответить на подобного рода вопрос значило бы совершить преступление против себя самого?

– Клянусь блеском Соломона, да! – ответил Илдерим. – Предательство самого себя столь же подло, как и предательство своего рода.

– Благодарю, благодарю тебя, дорогой шейх! – воскликнул Бен-Гур. – Никакого другого ответа мне и не надо. Теперь я точно знаю, что у тебя нет других мыслей, кроме как обрести уверенность в истине, которую я пришел просить, и что такая уверенность значит для тебя куда больше, чем моя бедная жизнь.

Шейх, в свою очередь, склонил голову, и Бен-Гур поспешил развить свой успех.

– Я почту за честь сообщить тебе, – сказал он, – что я, во‑первых, не римлянин, как тебе могло бы показаться по имени, которое я ношу.

Илдерим провел рукой по бороде и бросил на гостя пронзительный взгляд из-под кустистых сдвинутых бровей.

– Должен также сказать тебе, – продолжал Бен-Гур, – что я израильтянин из племени Иуды.

Шейх слегка двинул одной бровью.

– Это еще не все. Шейх, я еврей, носящий в душе такую обиду на Рим, по сравнению с которой твоя – не более чем детский каприз.

Старик нервным жестом расправил бороду и свел брови так, что из-под них стало совершенно не видно его глаз.

– И еще: клянусь тебе, шейх Илдерим, клянусь тем заветом, который Господь заключил с моими отцами, – что если ты поможешь мне в мести, которой я ищу, то деньги и славу победителя гонок я уступаю тебе.

Сдвинутые брови Илдерима разошлись, он вскинул голову, лицо его посветлело. На нем явно читалось облегчение, охватившее этого человека.

– Довольно! – произнес он. – Если под твоим языком змеей свернулась ложь, то и сам Соломон не смог бы распознать ее. Я верю в то, что ты не римлянин, что ты еврей, носящий в душе обиду на Рим; и довольно об этом. Поговорим о твоем мастерстве. Есть ли у тебя опыт колесничих гонок? Умеешь ли ты обращаться с лошадьми – сможешь ли ты сделать их покорными исполнителями твоей воли? Сможешь ли заставить их выложиться во время гонки до последнего дыхания? Искусство это дается не всем, сын мой. Клянусь величием Господним! Мне доводилось знавать царя, который правил миллионами подданных, но не смог завоевать уважение своего коня. Заметь – я говорю не о тупых животных, таких же рабах, как и те, что правят ими, – но о тех, которые здесь со мной. Они тоже цари в своем роду, который восходит к первым фараонам; они мои друзья, которые делят этот шатер со мной. Благодаря долгому общению со мной они стали мне ровней; их инстинкты облагорожены нашим разумом; их чувства обострены нашей душой, так что теперь они понимают все, когда мы говорим о честолюбии, любви, ненависти и презрении. На войне они герои и в своих привязанностях искренни, как женщины. Эй, кто там!

Рядом с ними возник слуга.

– Приведи моих скакунов!

Слуга с поклоном отодвинул в сторону завесу, делившую шатер пополам, открыв вид на лошадей, которые застыли на месте, словно желая удостовериться в приглашении.

– Идите сюда! – обратился к ним Илдерим. – Почему вы не двигаетесь с места? Разве у меня есть что-нибудь, что не принадлежит и вам? Идите, говорю вам!

Кони медленно вошли.

– О сын Израиля, – обратился к Бен-Гуру шейх, – Моисей был могущественным человеком, – но – ха-ха-ха – я не могу удержаться от смеха, когда думаю о том, что он разрешил нашим праотцам владеть работящими волами и глупыми медлительными ослами, но запретил иметь в собственности лошадей. Ха-ха-ха! Неужели он сделал бы это, если бы увидел такого красавца – или такого – или вот этого?

С этими словами он гладил морды подходивших к нему коней и трепал их по выгнутым шеям с бесконечной лаской и нежностью.

– Да, здесь он был явно не прав, шейх, совершенно не прав, – с теплотой в голосе произнес Бен-Гур, тоже любуясь конями. – Моисей был воин и законодатель, возлюбленный Богом; но следовал путем войны – а на пути этом нет места любви ко всем живым созданиям, в том числе и таким.

Голова великолепных статей – с большими глазами, нежными, как у лани, наполовину скрытыми за густой челкой волос, и маленькими ушами, заостренными на концах и прядающими вперед – уткнулась ему в грудь, раздувая ноздри и двигая верхней губой. «Кто ты такой?» – вопрос этот читался совершенно ясно, словно произнесенный человеческим языком. Бен-Гур узнал одну из беговых лошадей, которых он видел на скачках, и протянул ладонь к великолепному животному.

– Тебе будут говорить эти богохульники – да сократятся их дни под солнцем! – шейх заговорил с жаром, словно отвергая клевету в свой собственный адрес, – тебе будут рассказывать, что наши лучшие кони ведут свой род с Несейских пастбищ Персии. Господь дал первому арабу бесконечные пространства песка, безлесные горы да колодцы с горькой водой и сказал ему: «Владей своей страной!» Когда же бедняга возроптал, Всемогущий сжалился над ним и снова сказал: «Возрадуйся, поскольку я вдвойне благословил тебя по сравнению с прочими людьми». Араб, услышав это, возблагодарил Его и, исполненный веры, отправился на поиски этого благословения. Сначала он обошел все границы своей страны и ничего не нашел; затем направился в пустыню, он все шел и шел – и в самом сердце пустыни нашел радующий глаз островок зелени, на котором паслось стадо верблюдов и стадо лошадей! С радостью в сердце он стал пасти эти стада, лелеять и холить их, потому что именно они были самыми лучшими дарами Господа. И с этого зеленого островка пошли все лошади земли; они добрались даже до пастбищ Несеи и до ужасных северных ущелий, все время терзаемых вихрями, прилетающими с моря Холодных Ветров. Не сомневайся в моем рассказе. Впрочем, я могу доказать тебе его истинность.

Он снова хлопнул в ладоши.

– Принеси мне бумаги племени, – велел он возникшему перед ним слуге.

Ожидая, он играл с конями, ласкал их, похлопывал по шеям, гладил по щекам, расчесывал пальцами густые челки, оказывая каждому из них знаки внимания. Через некоторое время полог шатра откинулся, и шестеро слуг внесли сундук из кедровых досок, окованный для прочности бронзовыми полосами и с бронзовыми же петлями и замком.