Простые правила - Дональд Сулл

В марте 2011 года топ-менеджеры Netflix тщательно изучали новый телевизионный ландшафт, формированию которого они и сами немало посодействовали[326]. Телевидение 2010-х годов выглядело совершенно иначе по сравнению с тем, каким оно было в лучшую пору «Веселой компании», и Netflix определенно выступала в числе его главных преобразователей. С внушительным капиталом, который ей удалось аккумулировать после разгрома заклятого соперника Blockbuster, Netflix готовилась ринуться в новое предприятие — предложить публике оригинальный вариант составления сетки вещания и неэфирное телевещание. Это был шаг исторического значения и огромного риска. Компании требовался бесспорный хит, чтобы сразу приковать к себе внимание публики. Проблемой было создать этот самый хит.

Понятно, что начинать следовало с написания сценария[327]. С появлением цифрового телевидения и неэфирных вещательных каналов (например, HBO) для телевидения, по выражению телекритика Бретта Мартина, наступил третий золотой век. «Клан Сопрано» возвестил об эпохе телесериалов с единым сквозным сюжетом, сменившим отдельные самостоятельные эпизоды, объединенные общими персонажами. Если «Веселую компанию» можно было смотреть с любого кадра и более-менее понимать, что происходит, то с «Кланом Сопрано» так не получалось: подключившись к просмотру где-нибудь посередине, телезритель только и недоумевал: «Что происходит? Кто этот парень?» В сериалах, подобных «Клану», тон повествования сделался жестче, в сюжетах прибавилось драматизма, и как продукт они были сопряжены с большим риском, чем эфирные шоу, рассчитанные на массовую телеаудиторию. После «Клана Сопрано», полицейской драмы «Прослушка», криминальной драмы «Во все тяжкие», «Безумцев» и других культовых сериалов публика определенно настроилась на последовательные истории, в сквозных сюжетах которых затрагивались серьезные темы. Как и «Веселая компания», сериалы нового типа опирались на превосходный сценарный материал, однако для достижения успеха им пришлось переписать правила на свой лад.

Конечно, Netflix могла бы держаться тех же простых правил, что и «Веселая компания», тем более что те правила продолжали хорошо работать для многих популярных развлекательных телепрограмм. На эфирном телевидении господствовали процедурные драмы (например, «Морская полиция: Спецотдел») и ситкомы вроде «Теории большого взрыва» или «Двух с половиной человек», причем они так неукоснительно следовали простым правилам написания поэпизодных сценариев, что критики даже обвиняли их в ходульности[328]. Применение старых правил не позволяло съехать с проторенной дороги, и это хорошо понимали в руководстве Netflix. Революционные перемены требовали революционных мер. И если Netflix желала заставить телевидение работать по-новому и с первой попытки попасть своим неэфирным телесериалом в самое яблочко, ей следовало не просто изменить правила игры, а навязать другую игру. Надо было срочно влиться в ряды революционеров «третьего золотого века», а затем продвинуться еще на шаг вперед.

В 2013 году состоялся дебют нового рискованного проекта: Netflix представила публике сериал в жанре политического триллера «Карточный домик» с участием обладателя двух «Оскаров» Кевина Спейси в роли Фрэнсиса (Фрэнка) Андервуда, честолюбивого политика и мастера дьявольских интриг, уроженца сельского штата Южная Каролина и обладателя характерной для южан протяжной речи. В первой серии Фрэнк, не получивший обещанного поста госсекретаря, желает поквитаться с обидчиками и начинает прибирать к рукам тайные рычаги власти[329]. Чтобы передать историю Фрэнка, сценаристы «Карточного домика» выбрали сериальный формат со сквозным сюжетом. Они вкрапляют в повествование намеки на будущие события, предоставляя зрителям строить догадки, так ли оно будет или возникнет какой-то новый поворот. Кроме того, сценаристы постоянно вводят в сюжет и выводят из него разных персонажей. Герой может появиться во второй серии, а затем исчезнуть и снова всплыть в восьмой (что никак не вязалось бы с логикой характера таких персонажей, как, скажем, Сэм Мэлоун из «Веселой компании»). Если в других сериалах характеры героев более или менее неизменны, и это постоянство проявляется в их вполне ожидаемых реакциях на многочисленные житейские ситуации, то в «Карточном домике» они получают развитие в длинных сюжетных ответвлениях (например, когда один конгрессмен с порочными наклонностями изображается в роли заботливого отца и возится со своими детьми).

Превосходная работа сценаристов внесла свою лепту в историю «Карточного домика», однако и сам сериал является ценным вкладом, но уже в более масштабную историю — о том, как Netflix переформатировала представления о телевидении. В предыдущих главах мы охарактеризовали узкие места как конкретные решения или виды деятельности, которые затрудняют создание ценности. А Netflix, в сущности, разрушила критически важные узкие места, принимавшиеся другими игроками за неизменную данность. Вместо того чтобы бросать все силы на преодоление такого ключевого узкого места, как написание сценария, Netflix и ее партнер Media Rights Capital сделали стратегическую ставку на режиссуру мирового уровня; этим они рассчитывали придать «Карточному домику» своеобразие, выделив его на фоне богатого выбора программ, и привлечь внимание зрительской аудитории. Авторы «Карточного домика» пошли на чрезвычайно редкий в телепроизводстве шаг — пригласили на сериал одного из голливудских режиссеров первой величины. Дэвид Финчер, двукратный номинант на «Оскар», уже отличился к тому моменту такими выдающимися режиссерскими работами, как «Социальная сеть», «Загадочная история Бенджамина Баттона» и «Девушка с татуировкой дракона». Финчер, как рассказывают, тогда подыскивал новый проект, и адаптация британского политического триллера «Карточный домик» подвернулась ему очень вовремя. Владелец прав, компания Media Rights Capital, предложила ему взять в свои руки работу над американским ремейком. Финчер восторгался снятой ВВС версией «Карточного домика»: «Она выстроена с большим знанием дела. Его [главного героя в исполнении Иэна Ричардсона] застаешь в наихудший момент его карьеры, на твоих глазах он восстает из руин и постепенно набирает силу, своей волей двигая фигуры на политической шахматной доске»[330].