Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон

У входа на вокзал, на тротуаре возле обувной мастерской сидит нищенка и просит милостыню, протягивая к прохожим тонкую, как прутик, руку. Она кажется дряхлой – трудно сказать, от голода или жизнь ее так потрепала, но нищенка явно еще не старая, поскольку у груди ее извивается ребенок, туго запеленатый в шаль. Я проношусь мимо, останавливаюсь, возвращаюсь и достаю кошелек. Мелочь мне искать некогда; я вкладываю в худую ладошку нищенки двадцатифунтовую купюру и вприпрыжку сбегаю по лестнице на платформу. Успеваю заскочить в поезд в тот самый миг, как раздается свисток, и, задыхаясь, падаю на сиденье в пустом вагоне. В это время никто не едет домой. Серая схема Лондона постепенно сменяется коричневыми и зелеными оттенками, я думаю об Эмили и о младенце у нищенки на руках, объединив обоих в одну мысль. Младенец – мальчик ли, девочка – не знает, что его мать просит милостыню на улицах иностранного города, а мимо ее скрюченной фигуры в грязной одежде снуют пассажиры. Для младенца эта бедная жалкая нищенка – источник безопасности и комфорта, другой матери он не хочет и никогда не захочет. Эта мысль меня убивает. Просто убивает.

Дома я сажаю Ленни в машину и еду к школе. Паркуюсь напротив и жду, пока выйдут дети. Вижу Эмили и ее компанию. Она действительно плетется вслед за группой Лиззи Ноулз с тем же отчаянием, с каким утопающий цепляется за спасательный плот, или просто так совпало, что она идет на несколько футов позади?

Я окликаю Эмили, она изумленно оборачивается, и на мгновение мне кажется, что ей вовсе не хочется ко мне подходить. Такое ощущение, будто она прикидывает, стоит ли обращать на меня внимание или же можно пройти мимо, но тут сидящий на заднем сиденье Ленни, завидев ее, разражается радостным лаем. Меня она, может, и проигнорировала бы, но Ленни ни за что не обидит. Едва Эм садится в машину, я, не раздумывая, везу ее в парк. Моя дочь считает, что прогулки – отстой для слабаков, старичья и маньяков, но в тот день позволяет мне взять ее под руку, и мы идем вверх по тропинке, по которой обычно ходим с Салли. Я заставляю Эм надеть мою флиску, в которой обычно гуляю с собакой, сама же зябну в офисном костюме.

– Мам, зачем ты забрала меня после уроков? Мне же не семь лет, – говорит Эмили. Мы сидим на вершине холма на нашей с Салли скамье.

– Хотела тебя повидать, дорогая. Мне звонил мистер Бейкер, он переживает, что ты на себя не похожа.

– Все в порядке, – уныло отвечает она.

– Мы ведь так ни разу толком и не поговорили о белфи.

– Маааам, ну сколько можно? Ничего страшного же не случилось. Ты не понимаешь. Обычная фигня.

– Но ведь неприятно, когда все видят твою…

– Все равно ее толком не лайкали.

– Что?

– Фотку с задницей. Ее почти никто не лайкнул.

Я теряю дар речи и не сразу нахожусь с ответом. То есть во всей этой истории с белфи Эмили заботило не то, что ее голую задницу увидели тысячи людей, а то, что она получила недостаточно внимания. Не набрала лайков. Или что там у них еще. В который раз я чувствую себя так, словно очнулась в параллельной вселенной, где все ценности, которые мне прививали с детства, например скромность, благопристойность, – перевернули с ног на голову, или даже не перевернули, а извратили, да, извратили.

– Холодно, милая, ты не мерзнешь? – говорю я, чтобы был повод обнять Эмили. Она прижимается ко мне, кладет голову на плечо, мне же хочется передать ей все свое тепло и силу.

– Тебе не надо ли, как ты думаешь, пообщаться с психологом?

Молчание.

– Ну так что? – не отстаю я.

– Может, и да.

– Хорошо. Значит, я этим займусь. Иногда полезно с кем-нибудь побеседовать.

– Только не с таким психологом, как папа, – быстро добавляет Эмили, – ему ни до чего нет дела, кроме велосипедов.

– Неправда, Эм, ты же знаешь, папа тебя очень любит, просто он… – Просто он что? Я пытаюсь подобрать слово, но на ум приходит только “самоустранился”. – Ладно, значит, я найду хорошего психолога и ты с ним все обсудишь.

“Кого-нибудь, кто разбирается в этом лучше меня, потому что я впервые с тех пор, как ты родилась, не знаю, что делать”, – думаю я, но, конечно, ей не признаюсь.

На обратном пути к машине Ленни трусит впереди; Эмили говорит:

– Знаешь, мам, Лиззи устраивает новогоднюю вечеринку. Она такая крутая, все хотят с ней дружить.

Опять эта Лиззи. Когда уже Эмили поймет, что из себя представляет ее “лучшая подруга”?

Скажу начистоту: я поэтому и разрешила Эмили устроить вечеринку. Чтобы она не держалась замкнуто и отчужденно, пригласила в гости друзей – или завела друзей, если их пока нет. Укрепила положение среди сверстников. Чтобы ее не считали жалкой лохушкой, которую Лиззи Ноулз обманом заставила показать всем голую задницу. Чтобы вошла в зачарованный круг всеобщих любимцев, заполучила этот священный Грааль каждого подростка. Словом, я хотела того же, чего хотела каждый час с того волшебного дня, когда мой первенец появился на свет. Я хотела, чтобы она была счастлива. Как же отчаянно мы хотим, чтобы наши дети были счастливы.

Ричард же сомневался.

– Мне до сих пор не верится, Кейт, что ты разрешила Эмили устроить вечеринку, – заявил он, рассматривая новый велосипедный замок (как, еще один?). – Я не хочу, чтобы у нас в доме околачивались перепившиеся подростки, употребляли наркотики и занимались сексом. Меньше всего на свете мне хочется этой вечеринки.

Странно. Обычно Ричард – добренький папаша, я же сторонница строгой дисциплины, и уговорить меня не так-то просто. Когда это мы поменялись ролями?

– Да не перепьются они, – ободряюще улыбнулась я. – Мы подадим безалкогольный глинтвейн, никто не станет принимать наркотики или заниматься сексом. У Эмили приличные друзья. Не как те подростки, о которых ты читал, что они узнали на фейсбуке о вечеринке, заявились туда без приглашения и разнесли весь дом. Зря ты сомневаешься в подрастающем поколении, Рич.

Мне очень хотелось рассказать ему о настоящей причине, по которой я согласилась на эту вечеринку, правда. Но ложь – или неискренность – уже слишком все запутала. Я давно ничего ему не рассказываю. Ричард углубился в лес своего пути к самопознанию, как случается в нашем возрасте, но забыл оставить дорожку из крошек, чтобы я нашла его по следу. Я понятия не имею, где он, да и выяснить не пытаюсь – в основном потому, что он, похоже, и не заметил (а может, ему просто все равно), что я уже не ищу. Последнее время мне все чаще кажется, что я мать-одиночка.

И еще. Я думала, что вечеринка пойдет на пользу не только Эмили. Она позволит мне отвлечься от непрерывной муки размышлений, почему же до сих пор нет ответа от Джека.

Впрочем, учитывая, до чего Эм несобранная и как все обычно заняты, не факт, что вечеринка вообще состоится.

Но вечеринка состоялась.

Суббота, 19:17

Вечер Страшного суда начинается со звонка в дверь. Я открываю, входят два крепких парня в черных футболках и джинсах на бедрах. С собой у парней коробки и провода.