Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций - Роберт Фрэнк

Хотя модель обязательства выявляет случаи, в которых нашим интересам лучше служат политики, обуреваемые человеческими эмоциями, она также указывает и на случаи, в которых эмоциональные политики приносят вред. Например, часто возникает трудность, когда законные интересы одной группы требуют, чтобы другая группа заплатила непомерную цену. Рассмотрим яркий пример: в критический момент Второй мировой войны, сразу после того как союзники взломали код немцев, Англия расшифровала сообщение, что Германия собирается бомбить Ковентри. Перед Уинстоном Черчиллем встала ужасная дилемма. Если он отдаст приказ об эвакуации Ковентри, он спасет жизни своих граждан, но даст понять, что код взломан. Если промолчит, тайна останется тайной, и война скорее всего закончится быстрее.

Черчилль рассудил, что выгоды от более быстрой и верной победы оправдывали жертвы Ковентри. По-видимому, частично имея в виду именно это решение, он позднее писал:

Но даже если мы признаем, что Черчилль принял правильное решение, можно себе представить, что многие лидеры не смогли бы поступить так же. Их жалость к конкретным, известным жертвам в Ковентри перевесила бы беспокойство о неизвестных людях, которых можно будет спасти позднее.

Обратный пример — решение Рональда Рейгана поставить оружие Ирану в обмен на американских заложников. Это, конечно, было плохое решение. Оно обещало спасти жизни небольшого числа знакомых людей в краткосрочной перспективе ценой того, что почти наверняка существенно больше людей окажется в заложниках в будущем. Однако точно так же ясно, что это было решение, мотивированное честной человеческой заботой о конкретных людях, оказавшихся в заложниках.

В этих примерах мы видим, что эмоции могут функционировать не только как решение проблемы обязательства, но и как ее причина. В таких случаях их порой можно преодолеть при помощи уловок с обязательствами более формального толка. Так, после сделки с Ираном по принципу «заложники в обмен на оружие» выдвигалось предложение разработать закон, запрещающий президенту вести переговоры с террористами[242]. Президент в таком случае уподобился бы Одиссею, привязавшему себя к мачте, дабы помешать чувствам взять над собой верх.

Как мы видели в главе IX, модель обязательства ясно показывает, что человек, пекущийся только об абсолютном богатстве, будет менее эффективным переговорщиком, нежели тот, кого волнует, как распределяются выигрыши. Эмоция зависти действует как механизм обязательства, мешающий людям принимать прибыльные, но несправедливые — отдающие явное преимущество лишь одной из сторон — транзакции. Завистливые люди часто ведут себя иррационально, но есть очевидное материальное преимущество в том, чтобы уметь эффективно торговаться.

Хотя и здесь эмоция решает одну проблему обязательства, только чтобы создать другие. Испытывать чувство зависти — значит быть озабоченным положением в некоей иерархии. Подобная озабоченность искажает наши решения в ряде важных вопросов, в том числе в вопросе, сколько денег откладывать[243]. В любой момент семья может откладывать большую часть своего дохода на старость или больше потратить сейчас на дом в районе, где школы лучше. Для большинства родителей перспектива дать относительные образовательные преимущества своим детям является мощным стимулом. Однако простые законы арифметики говорят нам, что независимо от того, сколько семья потратит на жилье, только 10% детей могут занять места в верхней децили в распределении качественного образования. Как в знакомой метафоре стадиона, люди вскакивают, чтобы лучше видеть, чтобы выяснить, что вид нисколько не лучше, чем когда все сидят. В конечном счете решение меньше откладывать и больше тратить на жилье в районе с хорошими школами ведет только к взлету цен на это жилье. Оно никак не влияет на общее распределение образовательных возможностей.

Таким образом, из-за заботы о положении выигрыши от траты денег часто кажутся очень большими, а выигрыши от накапливания — непропорционально маленькими. На самом же деле большинство семей имели бы крайне неадекватные доходы после выхода на пенсию, если бы не система социального страхования и частные накопительные программы. Озабоченность своим относительным положением помогает решать проблему торга, но в процессе создает дилемму заключенного в отношении сбережений. Принудительные сберегательные программы могут рассматриваться как попытка ее решения. Если смотреть на них в этом свете, и сама озабоченность положением, и программа, которая ее сдерживает, — это механизмы реализации обязательств.

Надеясь продвинуться в относительных категориях, люди не только меньше откладывают, часто они дольше работают и отказываются от сумм, выделенных на безопасность и страховки. Однако и здесь выигрыш в итоге меньше, чем кажется индивидам. Ибо когда все дольше работают или занимаются более рискованными работами, никто не двигается вперед в относительных категориях. И снова это проблема простой арифметики: неважно, сколько мы все работаем, неважно, как мы рискуем на работе, только 10% из нас могут оказаться в верхних 10% распределения доходов[244].

Модель обязательства подсказывает, что стандарты охраны труда и законы о труде могут интерпретироваться как механизмы осуществления обязательств, которые помогают разрешать дилемму заключенного. Если они полезны, то не в силу традиционно выдвигаемых причин, как то: у фирм слишком много власти или работники некомпетентны, но потому озабоченность своим положением — такой важный компонент человеческой природы. Это важно знать. Это может помочь ограничить регулирование областями, в которых оно имеет хотя бы какие-то шансы принести пользу. Это также подсказывает, при помощи каких альтернативных мер тех же самых целей можно достичь более тактично[245].

По разным причинам и модель обязательства, и модель «око за око» подсказывают, почему среды, поощряющие повторяющиеся интеракции, могут оказаться выгодными. В модели «око за око» повторение полезно, потому что подкрепляет угрозу мести: тот, кто предает, может быть наказан в следующий раз. Модель обязательства подсказывает, что стабильные среды также полезны в силу возможностей, которые они предоставляют для различения черт характера и для укрепления личных связей и лояльности. Это, в свою очередь, может поддерживать готовность к кооперации в ситуациях, в которых предательство невозможно выявить (а значит невозможно за него отомстить). Таким образом, обе модели показывают, на чем основывается привлекательность жизни в маленьких городках или образование сплоченных групп соседей в больших городах.