Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша

– Кому?!

– Я не расположен к богословским беседам, – Райнштайнер уже вернулся к своему занятию. – К тому же твои мысли поглощены другим.

– Ойген!!!

Ошалевший Жермон шарахнулся к окну, на котором обнаружил свою собственную шляпу, перчатки и кусок вчерашнего пирога с вареньем из ревеня. Генерал, сам не понимая зачем, потащил его в рот.

– Когда вы поженитесь, – припечатал бергер, – тебе придется класть свои вещи на место и есть исключительно с тарелки. Думаю, в конце концов ты к этому привыкнешь.

– Да! – заорал Ариго, жуя подсохшее тесто. – Я ее люблю… Леворукий знает, как это вышло! Ее загораживал Савиньяк, потом он отошел, Ирэна на меня посмотрела, и… всё!

– Я неоднократно слышал, что так бывает, – Райнштайнер отложил ершик и взялся за промасленную ветошь, – причем не только у людей несобранных. Собственно говоря, подобным образом женился генерал Вейзель, и брак оказался очень удачным. Вам не следует тянуть.

– Это ты ей скажи!

– Я уже сказал это главе фамилии.

– Ты уже… что?!

Остаток пирога тоже был поражен, так поражен, что крошки проскочили не в то горло. Ариго задыхался и кашлял, видя сквозь навернувшиеся слезы, как Райнштайнер откладывает пистолет и встает. Пушечный удар по спине выбил зловредные крошки, и генерал, вытирая глаза, уставился на побратима, успевшего налить воды из цветочной вазы в подвернувшийся стакан.

– Выпей, – велел Райнштайнер. – Рисковать собой, увлекая солдат в атаку, в некоторых случаях необходимо. Рисковать собой, перекусывая на ходу, глупо всегда. Если бы тут не оказалось меня, ты мог задохнуться и не дожить до такого важного события, как свадьба.

– Ты скха-скхазал Вален-тхину… – прокашлял Жермон. – Кто тебя просил?!

– Это мой долг перед тобой. – Ойген выглядел слегка удивленным. – Я обещал найти тебе невесту, ты ее нашел сам, но женщин часто теряют из-за нерешительности и неумения с ними обращаться. Валентин достаточно умен, чтобы объяснить сестре то, на что ты, находясь в помраченном состоянии, неспособен, однако я не собираюсь читать тебе мораль.

– Разрубленный Змей, а что ты делаешь?!

– Прошу твоей помощи. Я намерен довести одно из начатых дел до конца, а именно – понять, что же произошло в Васспарде, когда туда приехал Юстиниан.

– Так ясно же все! – Жермон поискал глазами, куда бы деть пустой стакан, но в пределах досягаемости повсюду валялись какие-то вещи, пришлось ставить на тот же подоконник.

– Что тебе ясно? – невозмутимо уточнил бергер, возвращаясь к пистолету.

– Что в семье нет сыноубийцы.

– Послушай, Герман, ты меня поражаешь. – Таким тоном обычно просят передать соус или горчицу. – Что убийца не принадлежит к семейству Приддов, а само убийство есть следствие разветвленного заговора, я говорил тебе еще зимой. Узнать истину нам помешали неприятные события и проистекающая из скрытности сестры убежденность Валентина в том, что виноват их с Юстинианом отец. Теперь мы узнали, что герцог Вальтер хотел порвать с мятежниками и посвятил в свои замыслы жену, зятя, дочь и брата. Сыновьям и двоюродным братьям ничего известно не было. Ты думал об этом?

– Нет.

– Иногда ты меня удручаешь. Попробуй объяснить, почему сыновья ничего не знали о намерении отца.

– Валентину только исполнилось пятнадцать.

– Допустим. А Юстиниан? Почему мать ему ничего не сказала? Почему не прервала безобразную сцену за столом?

– Вальтер хотел все объяснить наследнику лично.

– Несомненно, но почему?

– Из-за Габриэлы, наверное…

– Герман, я понимаю, ты сейчас не склонен к размышлениям, но неужели братья, узнай они правду, стали бы растравлять душевную болезнь сестры? Напротив, поняв, как обстоят дела на самом деле, Юстиниан воздержался бы от споров за столом в присутствии графини Борн.

– Хорошо, – сдался Ариго, – из меня и в обычное-то время отгадчик никакой, а сейчас и вовсе. По твоей милости, кстати говоря… Ну зачем было говорить Валентину…

– Я тебе уже объяснил, – бергер чуть повысил голос, – твою любовь нельзя предоставлять лишь тебе. Что до загадки, над которой ты не желаешь думать, то Вальтер Придд не мог не понимать, что уклонение от участия в мятежах вызовет у сообщников подозрение. С другой стороны, он, будучи супремом, знал, что Манрик и Колиньяр ищут доказательства причастности Приддов к заговору. Что это означает?

– Ойген!!!

– Это означает, что в Васспарде был или мог быть шпион. Ссора Юстиниана с Габриэлой при полном невмешательстве дяди и матери свидетельствовала, что глава семьи решения еще не принял, наследник же лоялен власти. Юстиниана убили. Почему?

– Закатные твари, спроси Савиньяка!

– Проэмперадор полагает, что это не является первоочередным, но до конца следует доводить любое дело. Хотя бы потому, что шпион мог уцелеть и теперь пойдет на все, чтобы его не разоблачили.

– А почему именно «теперь»? – не понял Жермон. – Что случилось-то?

– Кто бы ни был покровителем шпиона – Колиньяр, Манрик, кто-то из иноземных послов, он сейчас ему ничем не поможет. Изменилось, как ты понимаешь, и положение Приддов.

– Допустим, – пробормотал Жермон. – Значит, ты думаешь, что шпион все еще здесь и он опасен?

– Я отнюдь не уверен, что Гирке утонул по собственной неосторожности. В случайности смерти Габриэлы сомневаться не приходится – я выяснил, кто и где находился. Единственным возможным убийцей могла быть вдова Вейзель, что, согласись, абсурдно. С Гирке все не так просто, от подозрений свободна лишь жена. Она спустилась в цветник, когда граф еще был в своих комнатах, и оставалась там, пока ее не позвали к телу мужа.

То, что обещания надо выполнять, Юхану объяснил дед-боцман, от души выдравший будущего шкипера за почти уморенную соседкину герань, которую боцманский внук взялся поливать в отсутствие хозяйки. Герань оклемалась, а выдранный навеки усвоил нехитрое правило: не можешь, не хочешь – не берись, а взялся – делай. Через двадцать лет дедова наука обернулась таким прибытком, что Добряк окончательно уверовал в то, что держать слово нужно, сейчас же речь шла, ни много ни мало, о просьбе Фельсенбурга.

Правду сказать, шкипер с удовольствием променял бы визиты к Ледяному на собственноручную разгрузку бочек с ворванью, но деваться было некуда. Раз в четыре дня Добряк надевал выходную куртку и топал в дом Бешеного, где развлекал шкафы и стулья портовыми сплетнями. Шкафы и стулья молчали, Кальдмеер внимательно слушал, дергал щекой, задавал ровно два вопроса и угощал гостя можжевеловой. Выпивка знаменовала конец аудиенции, которую приходилось запивать отдельно, что Клюгкатер и проделывал в обществе окончательно выздоровевшего Лёффера, однако сегодня до компаньона не дошло. Пожелав подопечному доброго здоровья, Юхан привычно ринулся прочь, но на лестнице его перехватил хозяйский адъютант. Бешеный желал видеть шкипера, а от таких приглашений, господа селедки, лучше не увиливать. Если ты, само собой, не Бермессер.