Цветные Стаи - Алёна Дмитриевна Реброва

всмотрелся в местность и вдруг заметил странное темное пятно на земле, которое уже размыло дождем.

Подойдя к нему и дождавшись новой молнии, я понял, что передо мной пятно крови. Его мог оставить кто угодно: раненых было много. Но я ни секунды не сомневался, что это был след Яшмы. Чуть дальше я нашел еще одно, затем снова… густые пятна крови размывало дождем, и они кончились прежде, чем я успел понять, куда они ведут.

Но, осмотревшись, я узнал местность: недалеко отсюда был склад с оружием.

Быстро найдя металлическую дверцу, я поднял ее и заглянул вниз. Легкая щекотка пробежала по моей шее, я инстинктивно отскочил от хода на склад. В тот же миг воздух рассек гарпун… он застыл перед моим лицом, а потом ушел обратно в темноту склада.

Изнутри раздалось приглушенное рычание. В искаженном, охрипшем голосе невозможно было узнать человеческую речь, но по интонации я узнал Яшму.

– Яшма? Опусти копье, тебя не тронут! – крикнул я. – Это я, Дельфин!

Рычание затихло, раздался страшный кашель. Не теряя времени, я спустился в темноту склада и, на ощупь найдя копье, рванул его на себя.

Яшма зарычала, потянув копье к себе, но тут же снова закашлялась, и я смог вырвать у нее оружие.

– Не ядом, так копьем, да!?– расслышал я сквозь ее хрип. – Давай, копье мне больше по душе!…

Засверкали молнии, пролив свет в лаз, и я смог увидеть мутантку.

Она стояла, опираясь рукой о стену. Сперва я даже засомневался, она ли это: ее лицо, руки, тело, все покрывали страшные кровоточащие раны, искажающие черты до неузнаваемости. Белые волосы, собранные в косу, свалялись и потемнели от крови. Одна ее рука висела веревкой, нога неестественно изгибалась в ступне.

Увидев меня, Яшма хотела что-то сказать, но тут же зажмурилась и согнулась пополам от кашля, прижимая здоровую руку к груди. Потеряв равновесие, Яшма наступила на больную ногу и начала падать. Я попробовал удержать ее, но не успел, и она повалилась на камень с глухим звуком.

Когда опустился возле Яшмы, она уже была без сознания. Прижав палец к ее шее, я с облегчением отметил, что она еще была жива… Впрочем, с ее ранами это будет длиться недолго.

Прежде, чем звать желтых, я решил попробовать остановить кровотечение из глубокой раны на ее груди. Я снял свои доспехи и разорвал рубашку на лоскуты, затем принялся за перевязку. Когда я попробовал приподнять Яшму, чтобы обмотать лоскут вокруг туловища, она вдруг взвыла от боли, очнувшись.

Тут я услышал шаги сверху: кто-то подходил к складу.

– Эй, тут кто есть? – вниз просунулась голова Бороды.

– Да, тут я и Яшма! – ответил я. – Спускайся, помоги мне вытащить ее отсюда!

Борода спустился и зачем-то закрыл за собой люк.

– Ты нашел ее! – воскликнул он, подходя ближе. – Бедная девочка…

– Она умрет, если не отнести ее в лазарет.

– Если отнести ее к оранжевым, она умрет быстрее, – заметил Борода. – Солнце рвет и мечет, он и остальные хотят мести. Ее все еще обвиняют в смерти двух сотен человек.

– Но мы не можем оставить ее тут!

– Мы не должны отдавать ее оранжевым, это все равно, что убить ее сейчас самим, – возразил Борода. – Нужно спрятать ее, пока она не поправится и не сможет говорить.

Я снова взглянул на Яшму. Она дышала тяжело и редко, с опасным присвистом в груди. Ее разгорячившаяся кожа покрылась липким слоем пота, смешавшегося с кровью и грязью.

У меня было столько вопросов… Я не мог рисковать, она нужна была мне живой.

– Нужно отнести ее ко мне, – сказал я. – Я попрошу Погодника, он осмотрит ее раны и посоветует что-нибудь.

– Уверен, что готов пойти на это? – спросил Борода. В его голосе звучало сомнение, грозившее перейти и на меня. – Ты станешь для оранжевых человеком, укрывающим преступницу…

– Перед тем, как потерять сознание, она говорила что-то про яд. Похоже, они пытались добить ее, а не вылечить, – сказал я, вздыхая. Я едва ли осознавал, что делаю. – У меня дома ее искать не станут, а вот землю желтых обыщут до последнего камня.

– Я помогу тебе, пронесем ее по берегу, нас никто и не заметит.

Борода ушел и через какое-то время вернулся с носилками и двумя своими друзьями. Пока их не было, я окончательно дорвал свою рубашку и перевязал самые крупные раны Яшмы: на все мне просто не хватило бы ткани.

Осторожно погрузив ее на носилки, мы стали выбираться из склада. Это было нелегко, но и дальше легче не стало. Нам пришлось идти по самому берегу, по колено в воде, чтобы с острова нас не заметили.

К счастью, свой дом я решил построить на отвесном берегу, так что трудностей с незаметностью у нас не было. Мы быстро внесли носилки внутрь и оставили их на моей лежанке.

– Найдите Погодника, я останусь тут, – сказал я, сбрасывая доспех, казавшийся мне каменным.

Лашуня, почуяв знакомый запах, выползла из-под гамака. Принюхавшись, она узнала в полуживом окровавленном теле свою хозяйку и бросилась к ней.

– Фу! Лашуня, фу!

Я поспешил отодрать крысу от груди Яшмы, которая и так едва дышала.

– Сторожить, Лашуня! Живо! – я кивнул крысе на дверь. Та посмотрела на меня, как на изверга, но послушно пошла к выходу и улеглась у занавески, которая была мне вместо двери.

Сняв доспех, я налил в кувшин пресной воды, хранившейся у меня про запас, взял первый попавшийся кусок ткани и стал промывать раны.

Я не знал точно, что следует делать, но мне показалось, что будет лучше сделать хоть что-то, чем сидеть и прислушиваться, дышит она или уже нет.

Наконец, Лашуня пискнула, давая знать, что к нам пришли.

Я поспешно вышел наружу и увидел Нору.

– Слаба Богу, ты жив! – воскликнула она, кидаясь мне на шею и обнимая. – Почему ты не пришел ко мне!? Я так боялась!

– Я слышал, вам принесли Яшму, меня отправили ее искать, – сказал я, морщась: Нора случайно задела свежую рану.

Девушка отдернула руку и внимательно осмотрела порез на моем плече.

– Почему ты не пришел лечиться!? А если туда что-то попадет?

– И что ты посоветуешь мне сделать?

– Я принесу тебе мазь, она поможет!

– Отлично.

– Я скоро приду!

– Буду ждать тебя здесь.

Она ушла, а я вернулся к себе. Лашуня снова бросилась к Яшме, пыталась вылизать ее руку. Я отогнал крысу: мало ли, что бывало в ее пасти?

Вскоре Нора вернулась, крыса снова запищала.

– Пойдем, я наложу ее на раны.

– Я сам! –