Цветные Стаи - Алёна Дмитриевна Реброва

я остановил девушку, собравшуюся зайти внутрь. Она недоуменно на меня посмотрела. – Я очень устал, – объяснил я, вздыхая. Меньше всего мне сейчас хотелось этих трудностей. – Давай я сам все сделаю, а к тебе приду, как только получится, хорошо?

– Как скажешь, – произнесла она растерянно. – Ты странно себя ведешь.

– Я убил много людей сегодня. Мне нужно побыть одному.

Больше вопросов не было, Нора ушла, а я смог вернуться внутрь.

Мази, которую принесла жрица, не хватило даже на самые крупные раны Яшмы: у бедняги ребра торчали из-под стесанной кожи, а руки были исполосованы, как точильная палка. Но даже эта помощь была лучше, чем ничего.

Когда вернулись трое желтых, солнце уже потихоньку белило небо. Вскоре мне нужно было идти на совет.

– Где Погодник? – спросил я, замечая, что с желтыми его нет.

– Он сейчас сам не лучше Яшмы, – объяснил Шляпа. – Фиолетовые говорят, это он вызвал шторм, и теперь валяется в горячке.

– Плохо дело, – вздохнул я. – Посидите с ней? Если кто-то придет, молчите: Лашуня не пустит никого внутрь.

Желтые переглянулись и согласились. Я велел крысе сторожить, а сам пошел на совет.

Там собрались все, кроме Погодника и Солнца.

– Я боялся, ты не пережил битвы, – сказал я Буревестнику. Он, перевязанный и облитый снадобьями оранжевых жриц, выглядел больным, но вполне живым.

– Я жив, – он кивнул. – А ты отлично сражался.

Я не стал отвечать: было бы, с кем сражаться. Почти все стражники, которые мне доставались, находились под действием яда. Самых сильных черных, которые были достаточно выносливы, чтобы терпеть яд, кидали в центр холмов, а я был с краю.

– Как Пог… Жемчуг? – я повернулся к Луне.

– Лекарки говорят, он должен отдыхать, но через несколько дней будет здоров, – ответил старик.

Когда пришел Солнце, совет начался.

Наши потери оказались не так велики, как мы думали: две седьмых от общего числа жителей, две пятых от воинов. Многие были в лазарете и пока не собирались расставаться с жизнью. Оружия у нас прибавилось, как и металла: то, что осталось на погибших стражниках, отлично подходило для переплавки.

– У нас есть раненые черные, – сказал Солнце. – Нужно решать, что с ними делать.

– Отправим на Остов, – твердо сказал Буревестник. – Завтра же посадим на лодку. Ни к чему нам тут чужаки.

– Решено, – кивнул Солнце, явно не желающий больше говорить о пленных. – Яшму так и не нашли?

Все покачали головами.

– Ты ничего не слышал о ней? – он повернулся ко мне.

– Я поискал у желтых и отправился к себе, – ответил я.

– Если мы не найдем ее, она умрет от ран. Жрица, лечившая ее, говорит, что и с мазями ее было не спасти.

– Можно подумать, найдись она, вы бы вылечили ее и дали бы спокойно жить, – хмыкнул Василий, недовольно смотря на Солнце. Старик уже знал, что Яшму пытались отравить.

– Мы бы вылечили ее, – сказал Солнце. – Она виновата в смерти моих людей, но никто не стал бы ее убивать: один Бог нам всем судья. Он бы и вынес ей приговор.

– Много я бы отдал, чтобы посмотреть, как молнии и гром обрушатся на того, на кого покажет твой палец, – съехидничал Буревестник. – Отправить, что ли, людей на поиски этой Яшмы?

– Даст Бог, она сама придет к нам, – Солнце опустил глаза, чтобы скрыть свой гнев.

На этом совет закончился: все слишком устали, чтобы обсуждать менее важные вопросы. Предводители вернулись к стаям, а я отправился к себе в дом.

Борода спал в гамаке, Шляпа прикорнул на крысином месте, а Вадик сидел возле Яшмы.

Он снял с нее лоскуты, оставшиеся от черной формы, тело прикрывала только повязка на грудь и нижние штаны. Смачивая тряпку в жидкости, по цвету напоминавшую настойку, Вадик протирал ее тело от крови и грязи.

– Как она? – спросил я, садясь рядом.

– Пока непонятно, – он покачал головой. – Дышит тяжело, жар усиливается. Если доживет до вечера, может, и выкарабкается. Ногу я вправил, но, судя по всему, этого мало. Должно быть, сломано два или три ребра, и что-то с рукой. И кровь. Не могу представить, сколько на ее потеряла.

– Ты умеешь вправлять ноги? – я удивился, насколько хватило сил.

– Я учился на лекаря, когда был на Остове, – кивнул Вадик.

– И за что же тебя сюда отправили?

– Лечил бунтарей, крал для них разные химикаты из лабораторий.

Я кивнул, туман застилал мне глаза.

– Ложись, я разбужу тебя, когда захочу спать, – сказал Вадик. – Тебе отдых нужнее.

– Я не хочу спать.

Я всмотрелся в лицо Яшмы. Теперь, когда с него смыли грязь, оно было почти прежним: две раны на скуле и подбородке выглядели, как новые полосы. Как ни странно, даже спустя столько времени я отлично помнил, сколько темных полос было у нее на лбу, сколько на щеках, сколько на носу и подбородке.

– Нужно накрыть ее чем-то, тут холодно, – сказал я, подходя к сундуку с вещами: там их было немного. Среди них я нашел свой водорослевый плащ. Сейчас это было единственное, что могло заменить одеяло.

Укрыв Яшму, я снова сел рядом.

Потянулись долгие часы ожидания.

5. Черная жрица

Через пару дней стало ясно, что Яшма выкарабкается.

Я не хотел оставлять ее, боялся, что кто-нибудь из островитян зайдет ко мне в хижину. Но не прошло и трех дней, к моему дому заявился Карпуша.

Лашуня, неусыпно сторожащая вход, шипела на него и клацала зубами, потому он кричал снаружи.

– У желтых в пруду невесть откуда миналия! Целая телега! Трое моих в лазарете. Поднимай свою белую задницу и живо за работу!

– Я еще не поправился! – крикнул я в слабой надежде отвертеться.

– Бабушке своей расскажешь! Не появишься через десять минут, я вернусь и шкуру с тебя спущу!

– Приду через полчаса!

С этими словами подрывник ушел.

Я успел сбегать за Вадиком, и сам отправился грести миналию. Ее действительно оказалось много… откуда взялась?

Дни потянулись в работе. Каждый раз, возвращаясь в свою новую хижину, я всегда находил возле Яшмы одного из желтых. Чаще всего это был Вадик.

Безволосый химик, как мне показалось, был привязан к мутантке сильнее, чем остальные. Он единственный из всех нас как будто не помнил, что она сделала, едва ли не косички ей заплетал.

Свои собственные чувства мне было понять сложнее. Помогал я ей из каких-то старых чувств… наверное, нет. Будь на ее месте любой другой черный, напавший на своих и получивший за это яд оранжевых, я поступил бы так же. А в том, что в