12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

Я запер дверь и сказал уверенно:

– Проходи, располагайся. Туалет, душ – налево, кухня – прямо. Вот сюда – комната, она у меня одна, так что как-нибудь придётся потесниться. Я живу один, мне много не надо. Чего ты?

Она опять заплакала.

– Всё хорошо. Спасибо тебе. Ты очень добрый…

Господи, это я-то добрый? Впрочем, да, не каждый бы дурак привёл домой непонятную особу, которую встретил на улице полчаса назад. К тому же чёрную, как затянувшаяся полоса беспросветности в моей жизни.

Я только позже понял, что в тот момент она, зайдя в мою квартиру, убедилась, что ей ничего плохого не грозит. Что здесь живёт своей обычной жизнью обычный мужик, и нет никаких подстав и обманов.

Ну а потом тоже было всё обычно. Она сходила в душ – правда, по мне, чересчур намывалась. Санузел совмещённый, и я еле-еле дотерпел, пока дождался: ещё бы немного и в штаны. Поужинали и сели смотреть телевизор. Я наконец-то погрел себе пиво, хотя за всеми этими переживаниями болезнь моя сама собой куда-то улетучилась.

– Будешь горячее пиво? – спросил я её. – Тебе бы надо, а то легко и простудиться в таком плащике. Будешь?

– Я раньше не пила горячее пиво, но… давай, – охотно согласилась она. – Противное, да?

– Нет, что ты! – рассмеялся я, наливая в её кружку пиво из ковшика. – Это тёплое противное, а горячее – замечательная вещь!

Мы выпили горячего пива, и я постелил ей на диване. Сам пошёл на кресло – специально покупал такое, чтобы раскладывалось, на случай гостей. Гости с тех пор не случились ни разу, и вот нашлось всё-таки креслу нужное применение. Правда, спать на нём оказалось не очень удобно.

Но она сразу заснула, а я ещё долго не мог заснуть. Всё думал чего-то. Смотрел на неё и удивлялся. Боже мой, как это вообще? Чёрная девушка спит на моём диване. Это никак не умещалось в моей голове.

Я расистом никогда не был и к неграм относился нормально – к тем из них, что показывают по телевизору. В реальной же жизни всё было не так. Первый раз я увидел живого негра подростком: он, такой здоровенный, чуть ли не в два метра ростом мужик, шёл по улице мне навстречу, и я испугался его. Много позже в транспорте встретил другого негра – тот был маленький, щуплый и чернющий до ужаса. Я смотрел на него, как смотрят на животных в зоопарке, причём таких, до каких было бы неприятно прикоснуться руками, – с любопытством и отвращением. Я боялся, что этот негр в толкотне народа дотронется до меня. И он едва не дотронулся, когда мы оба выходили.

Ещё один случай вообще вывел меня из себя. В одном из парков я увидел вместе молодого негра и русскую девушку. Он сидел на лавке, а она лежала, положив голову ему на колени. Я был вне себя от бешенства и думал примерно так: как не стыдно этой шлюхе средь бела дня лежать своей тупой башкой у негра на члене? Если бы у меня тогда хватило смелости и силы, то, клянусь богом, я бы накинулся на ту парочку с кулаками.

Девушек-негритянок я тоже видел несколько раз, но они во мне не вызывали ничего, кроме праздного интереса обывателя. Увидел и забыл. Так было б и в этот раз, если бы не… Если бы не – что?

Если бы она не пришла ко мне домой. Если бы она не спала на моём диване. Если бы я не смотрел на неё, как она спала. Я смотрел на неё и вдруг до меня дошло: это просто девушка, такая же, как и те, которых вижу каждый день в своём городе, только чёрная. Чёрная – ну и что?

Худенькая, невысокая, с маленькой грудью; волосы – кудряшками, коротко стриженые, черты лица, в целом, обычные, губы пухленькие. Ничего сильно отличающего её от русских девушек я не увидел.

Я увидел, что она по-своему, то есть по-ихнему, красива. Вероятно даже – настоящая красавица и идеал для какого-нибудь африканского парня. Да и откуда это вообще взялось: что белый вид человека более совершенный, нежели остальные? Белые куры, чёрные куры, пёстрые куры – какая разница? Это курица – и всё. А это человек. И всё.

Я заснул так, точно провалился куда-то глубоко-глубоко, и в самой глубине меня мягко поглотил бескрайний океан – его воды были чёрными и тёплыми.

Мне показалось, что я спал минут пять – не больше, но оживлённые звуки города настойчиво убеждали меня не доверять своим ощущениям. Уже утро, что ли? А где негритянка? Может, она обчистила ночью мои карманы и убежала? Я с волнением бросил взгляд на диван. Её не было.

Проклятье! Я вскочил и кинулся в прихожую, где висела моя куртка с деньгами на повседневные расходы. Стал шарить по карманам, проверяя – всё ли на месте. И лишь тогда услышал шум на кухне.

Как есть, в трусах, открыл дверь на кухню и увидел – на столе стоят два бокала с только что сваренным кофе, яичница в сковородке и бутерброды с колбасой. Сама же негритянка в своей ночной пижаме преспокойно мыла в раковине посуду, накопившуюся у меня за неделю. Заметив меня, обернулась и сказала с улыбкой:

– Ничего, что я здесь немного похозяйничала? Я подумала: завтрак – это женская обязанность. А потом вот решила помыть тебе посуду. Хочется как-то отблагодарить за то, что…

Её взгляд быстро скользнул по мне, опустился вниз, и она осеклась. По утрам у меня всегда стопроцентная эрекция – ходишь с таким неудобным железным колом в трусах и натыкаешься на всё подряд. Об этом я вспомнил запоздало, а когда вспомнил, решил, что лучше уж не подавать виду.

– Всё нормально. В моём доме и правда не достаёт женской руки, – ответил я несколько двусмысленно и ушёл в душ.

Там, в душе, мне и пришла та мысль, что разделила жирной чертой мою жизнь пополам: на «до» и «после». Эта мысль была столь сумасшедшей, что я даже для себя не позволил ей выразиться целиком – как она есть. Стал переваривать её маленькими и осторожными порциями.

После завтрака я спросил Ноему:

– Что ты собираешься делать?

Её лицо помрачнело, словно на него в одно мгновение нашли тучи и закрыли собой солнце, светившее до этого радостно и беззаботно.

– Не знаю. Попробую найти какое-нибудь место, где дадут работу и крышу над головой…

– Разве у нас в городе могут быть такие места?

– Не знаю. Какой-нибудь приют, больница… или церковь…

– Церковь? – я ухмыльнулся. – В наших церквях не любят чужаков. А помощь нуждающимся – это последнее, чем они станут заниматься. Наши церкви интересует только одно – деньги и ещё раз деньги.

– А что мне ещё остаётся? Если ничего не получится, то значит, что моя судьба идти туда, где нужны такие… «чёрненькие».

Я помолчал, прокручивая в голове то, что собирался сказать.

И сказал. Как можно спокойнее, хотя внутри бурлило по полной.

– Если хочешь, оставайся пока у меня. Пока не найдёшь что-нибудь нормальное. В общем, я не против… если ты поживёшь у меня.

Она тоже помолчала. Её руки дрожали.

– Спасибо тебе, – наконец произнесла она тихо. – Я не знаю твоего имени… Как тебя зовут?