Как быть съеденной - Мария Адельманн

спрашивает Рэйна, глядя на него. – Правда?

– Ты изменяла мне с бесом, – бросает Джейк. – Я растил ребенка… Господи, Рэйна! От беса?

– Если ты хотел знать мои секреты, тебе не нужно было мучить всех остальных.

– Дело было не в тебе, – шипит он, почесывая лицо. – Это куда важнее, чем твои секреты. Тебе вообще не полагалось участвовать в кастинге.

– В кастинге? – переспрашивает Бернис.

– Ты действительно просто пытался сделать долбаное реалити-шоу? – спрашивает Руби.

Джейк заставляет себя сделать глубокий вдох. Он в буквальном смысле сорвал свою маску, однако все равно может подать им все это в нужном свете, верно? Он должен попытаться. Он должен сохранять спокойствие.

– Разве вы не видите? – говорит Джейк. – Это возможность. Вас всех воспринимают неправильно. Это ваш шанс показать миру, кто вы на самом деле.

– Пожалуйста, – произносит Гретель от дверей.

– Поговорим об упущенной сути, – говорит Бернис.

– Неправильные причины, – взвизгивает Эшли. – Мы здесь по неправильным причинам!

– Речь не только обо мне и не только о вас. – Голова с волосами у него на груди подпрыгивает. Волосы на его настоящей голове торчат сквозь ячейки сеточки. – Речь о высшем благе. Вы понимаете, сколько других женщин могут извлечь урок из ваших историй?

– Ты с первого дня был гребаным обманщиком, – заявляет Руби.

– Вам всем нужно очень тщательно обдумать, чего вы хотите, – продолжает убеждать Джейк. – Я рад, что вы на моей стороне. Даже ты, Рэйна, – добавляет он, – несмотря на то, что ты сделала.

– Ну-ну, – хмыкает Руби, закатывая глаза.

– Ты сошел с ума, если считаешь, будто мы будем участвовать в этом, – говорит Рэйна.

Джейк смеется. Его лицо настолько нашпиговано ботоксом, что почти не двигается – только хлопья сухой кожи опадают вниз.

– Я сошел с ума? – спрашивает он. – Ты сама-то себя слышала?

– Это ты скрывался под резиновой кожей, изображая другого человека, – напоминает Бернис.

– Не важно. Это касается не того, кто я есть, а того, кем меня считают люди. – Он улыбается, его зубы сверкают на ужасном сухом лице. – Делайте что хотите, но у меня есть записи. Ваше слово против моего. Публика уже на моей стороне.

Эпилог

Бернис

В тишине возникают новые звуки: стонет старый пружинный матрас, туалетный бачок в течение пяти минут шумно наполняется водой. Я роняю на пол монету в двадцать пять центов, и она, вибрируя, катится по кругу, потом останавливается со звяканьем, которое эхом разносится по пустой квартире. Я высыпаю на пол из бумажного свертка сорок монет, разменянных на оплату в автоматической прачечной, и они вращаются и дребезжат, завершая это последним «звяк».

А потом наступает тишина. Невероятная тишина.

Было бы не так-то легко собрать разбросанные четвертаки, но теперь нет мебели, под которой они могли бы спрятаться.

Я выключаю кондиционер и широко раскрываю окна, впуская в квартиру то, что происходит снаружи: холодный воздух, рокот машин, детские вопли и мужской голос, который снова и снова выкрикивает «Сука!» куда-то в небо.

Я чувствую себя свободной и одинокой. Я купила другую, подержанную мебель – никакой кожи, никакой кости. Деревянное кресло с полосатой обивкой в стиле семидесятых годов, в горчично-оливковых тонах, дешевую кровать – черный тонкий матрас на стальной раме. На гвозди, вбитые в стену еще до меня, я вразброс повесила абстрактные репродукции в оранжевых и зеленых оттенках, купленные в благотворительном магазине, и добавила несколько пляжных пейзажей с розовыми закатами и потрескавшимися небесами, нарисованных моей сестрой.

Раздается стон, и я настораживаюсь, заглядывая под подушку, всматриваясь в кресло, – а потом до меня доходит, что он доносится из-за стены. Неужели там тоже есть мертвые женщины?

Нет, я ошиблась. Это живые существа, издающие живые звуки – бесстыдные звуки секса, которым занимается моя соседка.

«Ах, ах, ах!» – и каждый звук все громче, и каждый раз это подобно откровению.

…Кассир в продовольственном на углу, всегда один и тот же, пробивает мне пакет «M&M’s», потом кивает на стойку с желтыми журнальчиками, где я больше не вижу своего лица, только слухи о том, что из одного реалити-шоу уволили его звезду, а из другого – ведущего.

– Новости о вас уже устарели, а? – спрашивает кассир.

– Пока что – да, – отвечаю я. Ведущий втянут в свирепую юридическую битву против своей мстительной жены – которая скоро станет бывшей женой – и четырьмя другими женщинами, чьи имена до сих пор официально не названы.

– Вы отсудили поместье Синей Бороды? – спрашивает кассир. – Это то, что я слышал. Я слышал, что вы скоро станете очень богатой.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

– Вы одиноки? – шутит он.

Скорее всего, я останусь одинокой навсегда.

Забираю «M&M’s», а потом еду на метро до «Метрополитена», где в музейном кафе ждет Гретель. Это кафе представляет собой красивый закрытый внутренний дворик со статуями, расставленными на мраморном полу и со стеной окон, выходящих на Центральный парк. Небо угнетающе ясное и кристально-синее. Я отворачиваюсь от него к Гретель, которая аккуратно сдирает крышечку с упаковки сливок и роняет несколько капель в свой кофе.

– Можно спросить… – глупо начинаю я. – Ты слышишь, как разговаривают сосуды?

– Какая разница? – отвечает она вместо того, чтобы сказать «нет».

– Не знаю; может быть, никакой.

– Кое-кто однажды дал мне хороший совет насчет того, как смириться с незнанием того, что ты не можешь узнать, – говорит Гретель.

– Иронично, не так ли? Эта групповая терапия была полным обманом, но мы в конце концов действительно кое-чему научились.

– Да, знаю. – Гретель смотрит в окно у меня за спиной, помешивая кофе. – Как ты думаешь, это шоу выйдет в эфир?

– Не уверена.

Я уже воображаю себе рекламный ролик. Эшли кричит во весь голос. Рэйна всхлипывает. Я разговариваю с табуреткой. Руби лежит в обмороке на полу, в мокрой шубе, с красными потеками на лице, на заднем плане воют сирены, а Уилл, как истинный герой, склоняется над ней. Разве вы не стали бы это смотреть?

– У нас превосходная адвокатская команда, – говорю я. – Хотя всегда есть вероятность, что он все равно куда-нибудь выложит записи – типа как утечка данных.

– Ты закончила все интервью? – спрашивает она.

Я киваю, потом рассказываю ей о других женщинах. Говорю ей, что Руби работает в кафе при книжном магазине в Бруклине, что она соблюдает свою часть сделки и больше не носит ту ужасную шубу. Рэйна, которая живет на севере штата, прислала Руби другую – короткую, из искусственного меха, – вместе с коробкой печенья. Она подумывает вернуться в колледж и наконец-то получить свой диплом.

– А твоя новая