Хроники Червонной Руси - Олег Игоревич Яковлев

Всё же Таисия, вытерев слёзы, стала рассказывать ему: Раньше я снаряжала торговые ладьи из Таматархи в Константинополь. Серский[254] шёлк, зендянь, воск и меха приносили неплохие доходы. Но сейчас в империи ромеев царит хаос, сумятица, со всех сторон окружили её враги. Мои товары разграбили турецкие пираты. И тогда... Один мой друг предложил изменить пути нашей торговли. Две хеландии я нагрузила фруктами, вином и шёлком. Мы отправились в Киев, вверх по Днепру. На Руси сейчас спокойней, чем в империи. Но возле порогов на нас напали куманы. Они захватили все товары. Один бек... Мерзкая гадина!.. Он изнасиловал меня!.. Но вскоре на грабителей напала другая орда, такая же дикая. Они злобно свистели и ругались гортанными голосами. От всех от них противно воняло кумысом! — Гречанка поморщилась и брезгливо передёрнула плечами. — Главный хан V них был Ензем. Он перерезал горло мерзкому беку и сказал, что сделает меня одной из своих жён. Следует отдать этому дикарю должное — он осыпал меня дорогими вещами — украшениями, нарядами. Он ни разу не обидел меня, не взял силой. Был ласков... Даже стал пользоваться благовониями и чистить ногти, в отличие от других... Он любил меня... Но я не любила его...

— Кого же ты любила, женщина? — неожиданно перебив, спросил её Володарь. — Моего отца?

— Это было давно... Да, любила... И своего мужа тоже. А ты... С тобою я играла, просто играла в любовь. Ты был для меня, как мальчишка! Помнишь, как сказал, что предпочитаешь вину воду?! — Таисия вдруг рассмеялась, только смех её был каким-то сдавленным, глухим, как уханье совы.

— Так вот, — продолжила она, оборвав своё неуместное веселье. — Я провела в стане куманов три года. Иногда сопровождала хана в набегах, научилась хорошо владеть саблей, стрелять из лука и держаться на лошади. В прошлом месяце к Ензему прискакал один человек. Он устал и качался на коне из стороны в сторону. От него Ензем узнал, что орду его друга Капулча окружил и взял в плен король угров. Хан пошёл на выручку другу, но по дороге решил пограбить ваши с братьями земли. Должна сказать, что я отговаривала его от такого опрометчивого шага. Не из-за тебя, конечно! — Гречанка презрительно фыркнула. — Не стоило орде распылять силы. Хан не послушал... — Таисия вздохнула. — И вот я снова пленница!

— Вот что, женщина! — выслушав её, промолвил Володарь. — Ты не пленница никакая. Наоборот, ты свободна. Можешь езжать в Тмутаракань, в Корчев, куда хочешь! Я заплатил выкуп дружиннику, который взял тебя в полон. Никто из моих воинов не посмеет тебя удерживать.

— Некуда мне идти! — решительно заявила Таисия. — Что обрету я в Корчеве или в Таматархе? Память о прожитых летах? Нет, Володарь! Я не вернусь.

— И что ты будешь делать теперь? Как жить?

— Не знаю. Решай ты! Я в твоих руках!

«Вот тоже мне, забота! Видеть её пред собой, ворошить былое!» — Володарь сам себе боялся признаться в том, что любит её, любит, как любил когда-то. Вот такую — гордую, ненавидящую, честолюбивую, бросающуюся на него с ножом — любит! Жалкую, плачущую, ничтожную, состарившуюся — любит! И ничего здесь поделать было нельзя!

Он велел гридням охранять её, как зеницу ока, отошёл от костра в тень, раздумчиво бродил по лагерю вокруг веж, кусал губы, думал.

Странно, он совсем не хотел сейчас овладеть ею, не возникало у него желания затащить её в свой шатёр, раздеть, пусть бы даже она сама была не против, предаться с ней греху, как было это несколько лет назад в солнечной Тмутаракани. Но была любовь, было чувство, которое не смогло заглушить время, чувство более глубокое, чем он сам ожидал, когда бросал ей в лицо: «Не быть тебе никогда княгиней!»

Он вошёл в свой шатёр, растянулся на кошмах, попытался заснуть. В ногах и спине чувствовалась усталость, но сна не было. Он проворочался до утра, затем зажёг на походном ставнике свечу, горячо и долго молился.

Таисию Володарь застал на том же месте, у костра. Гречанка спала, разбросав в стороны руки и разметав по кошме каскады роскошных волос.

Тронув её за плечо, князь твёрдым голосом промолвил:

— Забирайся в седло. Поскачем с тобой в Перемышль. В Свиноград пути тебе нет. Там живёт моя мать, она возненавидит тебя. Из-за отца. Я дам тебе денег, поставишь дом. После сама решишь, как тебе жить дальше.

Разбуженная Таисия зевала спросонья и протирала глаза.

— Спасибо! — прошелестели слова, какие-то чужие, словно и не ею вовсе сказанные.

ГЛАВА 55

Халдей воротился от угров в разгар лета, неожиданно жаркого и душного. Вот вроде соберутся порой тучи, грянет гром, молонья сверкнёт, а ни дождинки не прольётся, ни даже ветерок свежий не подует.

Недобрые вести катились на Червонную Русь с востока, с берегов Днепра. Там тоже стояла сушь, на Припяти дымились торфяники. В сёлах и деревнях ожидались неурожай и жестокий голод. Из степей, сведав о беде, хлынули одна за другой половецкие орды. Давно не нападали поганые на русские земли в такой силе, давно не пустошили так приграничные области в Киевской и Переяславской землях. В Свинограде объявились беженцы из Поросья, из Переволоки, из Прилук. Рассказы их были печальны и коротки:

— Пришли сыроядцы поганые... Налетели... Убили... Пограбили... Сожгли... В полон увели...

Володарь слушал страшные вести молча. Нечего было ему ответить, иные заботы были у него в этот год. Опять приходили ляхи, ведомые воеводой Сецехом и сандомирским кастеляном Казимежом, грабили не менее жестоко, чем половцы, русские сёла, сжигали церкви и дома. Надо было готовить рати, чтобы дать им достойный ответ.

Проезжал Володарь с дружиной через грабленные ляхами сёла, видел людей, посаженных на колы, трупы, кровь, пепелища, и охватывала душу его тяжкая ненависть.

«Что же они, христианами себя кличут, а творят зверства паче половцев поганых! Как с этим быть?! И сколь долго будут эти бессмысленные набеги и бесчинства