Смерть на кончике хвоста - Виктория Платова

— У вас собака, а у меня аллергия! Кстати, на овец уменя тоже аллергия….

— Владимир Владимирович! Сейчас я закрою ее в ванной, ивы смело можете входить.

Воронов задумался. А потом ухватился цепкой рукой за ручкудвери.

— Послушайте, Наталья… или как вас там… Если уж выутверждаете, что все это произошло с вами на самом деле и вы толькоиспользовали меня, подбрасывали мелкие детали, чтобы я мог связать их воедино…

— Утверждаю.

— И вы ездили на встречу с бывшим парнем хозяйки. В товремя, как я добросовестно пытался описать все это… Вы что, с ним спали?

Наталья опешила. Святоша в шлепанцах, заблудшийфранцисканец, аббат-гипертоник в исповедальне — тоже, нашел время для глупыхвопросов!

— Вы с ума сошли. Нет, конечно, — жалко совралаона. — Это ваш поэтический вымысел.

Наталья почти втолкнула Воронова в прихожую, протиснуласьсама и тут же захлопнула за собой дверь. Тума тяжело запрыгала вокруг нее, алицо Воронова покраснело, и из глаз крупным горохом покатились слезы.

— Вы обещали, — тяжело дыша, просипел он. —Уймите собаку… Уведите ее куда-нибудь…

— Да-да, конечно, — ухватив доберманиху заошейник, Наталья бросилась в ванную.

Воронову сразу стало легче. Он вытер лицо огромным носовымплатком и бодро скомандовал:

— Пойдемте. Покажете ваши кошмарные реальные улики.

— Они в спальне… Но там нет света. Я специально его невключаю, чтобы не вызвать ненужных подозрений… Подождите, я сейчас принесу. Авы посмотрите пока там газеты. Заметки об убийстве отчеркнуты красным.

В темной спальне она нашарила рукой «дипломат», подхватилаего и вернулась в гостиную. Воронов уже сидел в кресле и внимательно изучалпубликации.

— Действительно… Труп в багажнике, но о характереранений ничего не говорится. Возможно, что-нибудь экзотическое… РадзивиллГерман Юлианович. Банкир. Ну что ж, чем больше их уничтожают, тем лучше…

— Вы рассуждаете, как мелкий пакостный обыватель,Владимир Владимирович… Вот, смотрите…

Трясущимися руками Наталья открыла «дипломат»: нет, ейничего не пригрезилось, рубаха была на месте.

— Теперь вы видите? Теперь вы верите мне?

Но Воронов, казалось, даже не слышал ее. Он встал на колениперед раскрытой пастью «дипломата». В этой его позе — в напрягшихся острыхлоктях, в подобострастно выгнутой спине, в приспущенном, как траурный флаг,подбородке — было что-то от молитвенного экстаза. Или от детского благоговенияперед восхитительными и еще не известными подарками, спрятанными под елкой. Нев силах больше сдерживать себя, он приблизил лицо к убийственному содержимому.

— Вы трогали что-нибудь? — прерывающимся голосом спросилон.

— Рубашка… Я разворачивала рубашку.

— Так. Действительно, кровь… И, судя по качеству пятен,ей уже около недели…

— Откуда вы знаете?

Воронов бросил на Наталью снисходительный взгляд:

— У меня это уже было… В пятом романе…

— «И смерть бывает неверна».

— Точно… Там, если вы помните, от конфигурации пятенкрови на рубашке зависела судьба главного героя…

— Да-да, я помню.

— А «Смерть возвращается в гавань»?

— Ваш шестой роман, — выказала завиднуюосведомленность Наталья. — Кровь на полу затирали летней курткой…

— Именно.

Воронов пошарил глазами по рубашке и заметил запонку. Инахмурился:

— Это еще что за дрянь?

— Инь и ян, — с готовностью прокомментировалаНаталья, с трудом подавив улыбку: ну, конечно, мужское-женское противопоказаноВоронову, он всегда будет уклоняться от мобилизации на войну полов и шелестетьанемичными крылышками импотента.

— Вижу. Дешевое серебро, самая расхожая 925-я проба. Влюбом привокзальном ларьке купить можно. Уважающий себя человек такое дерьмо насебя не нацепит. Что еще у вас есть?

Наталья с готовностью сторожевой собаки при исполнениибросилась к рыжему рюкзаку Литвиновой и вывалила перед писателем все егосодержимое. Воронов заползал между вещами, аккуратно подгреб их к себе ипринялся рассматривать. Начал он с паспортов.

— Заграничный. Герман Юлианович Радзивилл. Шенгенскаявиза. И отвратительная морда… Пора, пора пересмотреть итоги приватизации… А онаничего. — Паспорт Дарьи Литвиновой надолго застрял в его цепких пальцах.

— Что, лучше бы героиней была она, а не я? — грустнопошутила Наталья.

— Лучше бы героем был А.П. Кривуля, — отрезалВоронов. — Уж он-то никогда меня не разочаровывал… Паспорт и билет вМурманск. Она хотела уехать на историческую родину, но так и не уехала… Почему?Или ей не дали уехать?

— Тогда почему они не взяли деньги? — резонноспросила Наталья.

— Какие еще деньги?

— В портмоне.

Воронов раскрыл пухлый бумажник, и оттуда вывалилисьдоллары.

— Три тысячи, — на глаз определил Воронов.

— Почему они их не взяли?

— Может, они фальшивые. — Неказистенький писательпроявил поразительное равнодушие к валюте. — По логике вещей, они должныбыть фальшивыми. Впрочем, это довольно легко проверить. Чем еще вы меняпорадуете?

— Черт, — вспомнила Наталья. — Электроннаяпочта… Грим.

— Тот самый Грим, которого вы мне подсунули в качествеперсонажа? Он что, тоже существует?

— Ну, конечно… Я вам сейчас покажу.

— Увольте, — поморщился Воронов. — Я недоверяю компьютерам…

— Я назначила ему встречу на сегодня. Вернее, он мненазначил. Но со всеми этими рубахами… Я совсем забыла. Из башки вон.

— От чьего имени вы назначили ему встречу?

— От своего…

— Вымышленного или настоящего?

— Я не вдавалась в такие подробности, как имя. Он всевремя присылал письма с какими-то смутными намеками, туманнымипредостережениями. Я была вынуждена вступить в переписку.

— И что же такое он вам сообщил? Пригрозил пойти вмилицию, если вы не объявитесь?

— В общем, да.

На то, чтобы войти в Интернет, понадобилось добрых десятьминут. Линия все время была занята — на нее вороньем слетелись ночныепользователи-льготники. Нового сообщения Грим не прислал, на что втайненадеялась и чего втайне боялась Наталья. А может быть, в дверь, которую оноставил открытой для нее, «подруги Дарьи», уже вошли другие люди?

— Показывайте ваши сообщения, — раздался у нее надухом голос Воронова.