Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид

«Худ». «Принц Уэльский» и «Рипалс» пережили его всего на семь месяцев дольше. 10 декабря 1941 года, через три дня после японского нападения на Пирл-Харбор, эти линкоры были атакованы и потоплены восемьюдесятью четырьмя японскими самолетами, поднявшимися с сухопутных аэродромов. Эти события знаменовали утрату линкорами их решающей роли в морских битвах, провозглашенной когда-то Нельсоном. Наступала новая эра морской войны — эра, когда корабли сражаются друг с другом, не видя даже концов мачт, даже дыма из труб противника.

Эта эра началась в окрестностях тихоокеанского острова по названию Мидуэй[308].

Решающим фактором охоты на «Бисмарка» стало на редкость удачное попадание торпеды, событие, сравнимое по вероятности с выигрышем главного приза в лотерее. Подобно Ахиллесу и Зигфриду, стальной левиафан имел свое уязвимое место.

6 декабря 1941 года, Москва

Загадка Зорге

Не нужно забывать, что в Советском Союзе любая попытка воссоздать истинную историю даже самого недавнего прошлого рассматривается как тягчайшее преступление.

Полковник А.К.Токаев «Преданные идеалы», 1954 г.

В первых числах мая 1941 года Московский Центр, во главе которого стоял генерал-полковник Кузнецов, человек, лично докладывавший Сталину, получил из Токио кодированную радиограмму следующего содержания: «20 июня Германия нападет на Россию. Германия сосредоточила на своей восточной границе от 170 до 190 дивизий, все они механизированы и имеют танки. Нападение будет осуществлено по всему фронту, главные удары будут направлены на Москву и Ленинград...»

Неожиданная новость ошеломила советские секретные службы. Нет, этого просто не может быть, ведь всего лишь год назад Гитлер подписал со Сталиным договор о ненападении. Находившийся в Японии разведчик получил краткую, сухую отповедь: «Достоверность вашей информации вызывает сомнения».

22 июня 1941 г. Германия напала на Советский Союз[309].

* * *

«Россия это страна, победить которую может только ее собственная слабость либо последствия внутренних распрей» — так писал в 1832 году Карл фон Клаузевиц, размышляя над катастрофическим отступлением Наполеона от Москвы. Гитлер читал Клаузевица. Он знал Сталина как умного, хладнокровного, предельно осторожного шантажиста, однако грубо просчитался в своих надеждах на восстание русского народа против красного диктатора.

Германская армия перешла границы России 22 июня 1941 года. К сентябрю возглавляемая Гердом фон Рундштедтом группа армий «Юг» окружила и полностью разгромила группу армий маршала Семена Буденного[310]. Немцы взяли три миллиона пленных.[311] Это была величайшая из побед Гитлера, но одновременно и величайшая из ошибок.[312] Если его предшественник Наполеон в сентябре уже сражался под Бородино, а затем незамедлительно вступил в Москву, Гитлер попусту растрачивал драгоценное время. Он недооценил политическую устойчивость сталинского режима, а безжалостная жестокость эсэсовских карательных отрядов на оккупированных немцами территориях окончательно убедили сталинский режим, балансировавший на краю пропасти, что украинцы не восстанут против большевиков...

«Складывающаяся ситуация со все большей ясностью доказывает, что мы недооценили русского колосса... время работает на них, так как они имеют все свои ресурсы под рукой, мы же все более отдаляемся от наших...» — писал генерал Гальдер.

К тому времени как Гитлер отдал своим генералам приказ о решающем наступлении на Москву, зима была уже на носу. Кроме того, в игру начинал вступать еще один жизненно важный фактор. И не в России, как можно бы ожидать, а в далекой Японии. В конце октября, когда танки Гудериана находились в каких-то сорока милях от Москвы и русская столица была практически беззащитна, произошли два события. Ранний снег превратил грунтовые дороги в непролазную грязь, сделал их практически непроходимыми для колесной (в отличие от гусеничной) техники, а из Токио пришла в Москву еще одна шифрованная радиограмма.

Положение на советско-германском фронте. Декабрь 1941 — апрель 1942 гг.

Под верховным командованием генерала фон Браухича возглавляемая генералом фон Леебом группа армий «Север» блокировала Ленинград, возглавляемая фон Рундштедтом группа «Юг» захватила Киев и всю Украину, а возглавляемая генералом фон Боком группа «Центр» продвигалась к Москве. Второго октября, когда весь остальной мир потрясенно наблюдал за успехами Германии, а большевистский режим шатался, не находя сил для отпора, Гитлер объявил своему народу: «Враг сломлен и никогда уже не сможет подняться».

В ослеплении от своих невероятных успехов германские руководители начали спорить относительно дальнейшего курса действий. Танковый гений, генерал Гейнц Гудериан, хотел двинуть свои бронированные колонны прямо на Москву, однако Гитлер решил иначе, и драгоценное время было потеряно[313].

В конечном итоге наступление на столицу России началось 30 сентября. Танки Гудериана прорвали Брянский фронт и захватили Орел. 3 октября германский таран проломил центр обороны противника и за несколько дней достиг Можайской оборонительной линии у Малоярославца и Бородино[314], до Москвы оставалось всего 120 километров! Немцам нужно было только преодолеть эту последнюю преграду, после чего им открывалась дорога на Москву. Сталин отозвал из осажденного Ленинграда своего самого блестящего полководца маршала Жукова[315] и возложил на него руководство обороной столицы.

Чтобы лично оценить ситуацию, новый командующий проехал по Варшавскому шоссе до Малоярославца. Он принял крайне жесткое решение — не выделять ни единого солдата в помощь окруженным группировкам Еременко и Конева (200000 человек) — пусть прорываются сами. Все имевшиеся в наличии части Жуков разместил полумесяцем перед столицей. У него появился очень ценный союзник — погода, в середине октября зарядили дожди. Дожди шли от Смоленска до Орла, от Вязьмы до Калинина. Реки Ока и Угра превратились в бушующие потоки, глубокая, чуть не по колено, грязь сильно замедляла движение немецких танков. Но там, где гусеничные танки кое-как проходили, колесные машины механизированной пехоты безнадежно увязали, солдатам приходилось месить грязь собственными ногами. Немецкие войска продвигались к Москве не стремительным, как это планировалось, броском, а с почти черепашьей медлительностью.

К 17 октября Москва начала пустеть. Из всех ее вокзалов продолжал функционировать один Казанский, откуда уходили поезда в Горький и на Урал. Площадь перед вокзалом была забита тысячами беженцев, сумевших попасть в список «социально важных элементов». Они сутками напролет терпеливо сидели на узлах и чемоданах, ожидая места в «последнем поезде из ада». Автомобили с большим начальством тучами покидали город, рядовые москвичи провожали их мрачными взглядами. Сотрудники НКВД на месте расстреливали людей, пытавшихся выбраться из Москвы без специальных документов. Мужчин и женщин тысячами сгоняли рыть противотанковые траншеи на подступах к столице; многие из них не успевали даже прихватить с собой теплую одежду и умирали от холода. Необученные ополченцы шли в окопы, получив винтовку