Ласка сумрака - Лорел Гамильтон

– Было слишком много вызовов, моя королева. Принцессаустала от застававших нас врасплох визитеров.

– Кто еще вызывал тебя, племянница?

Я с трудом сглотнула, выдохнула воздух, которыйбессознательно задерживала, и заговорила совершенно чистым голосом, без всякойдрожи. Молодец я.

– Большей частью секретари Тараниса.

– Этому-то чего надо?.. – Она почти выплюнуласловечко "этому".

– Меня приглашали на бал в честь Йоля, но получилиотказ. – Вторую часть фразы я произнесла очень поспешно. Я не хотела,чтобы она решила, будто я пренебрегаю ее двором.

– Как это высокомерно и как похоже на Тараниса!

– Если я осмелюсь заметить, – осторожно сказалДойл, – моя королева не в лучшем расположении духа, хотя только что отдуши развлеклась. Что же ее так расстроило?

Дойл был прав. Я видела, как Андаис возвращалась из комнатыпыток, напевая. Покрытая запекшейся кровью – и напевая. Она сейчас отличнопровела время – на ее вкус, – и все же она была не в духе.

– Я взяла всех, кого считала способным выпуститьБезымянное или призвать Старейших. Я допросила их самым тщательным образом.Если б кто-то из них это сделал, они бы уже сознались. – Голос ее звучалтеперь устало, гнев начал уходить прочь.

– Не сомневаюсь, моя королева, что допросить их болееумело не мог бы никто, – сказал Дойл.

Она смерила его тяжелым взглядом:

– Ты надо мной смеешься?

Дойл склонился так низко, как позволяло пространство.

– Никогда, моя королева!

Она провела рукой по лбу, размазав кровь по белой коже.

– Ни один сидхе нашего двора этого не делал, мой Мрак.

– Так кто же тогда? – спросил Дойл, невыпрямляясь.

– Мы – не единственные сидхе в этом мире, Дойл.

– Королева говорит о дворе Тараниса? – спросилХолод.

Ее взгляд метнулся к Холоду, глаза неприязненно сузились.

– Именно так.

Холод склонился, точно как Дойл:

– Я не хотел проявить неуважение, ваше величество.

Дойл спросил из своей неловкой позы:

– Королева сообщила королю об опасности?

– Он отказывается поверить, что кто-то из егопрекрасного сияющего двора способен сотворить такое. Он говорит, что никто из еголюдей не знает, как вызвать старых богов, и что никто не прикоснулся бы кБезымянному, поскольку им нечего с ним делать. Безымянное – это заботанеблагих, а старые боги – это привидения, а значит, опять-таки наша проблема.

– А что же тогда забота Благого Двора? – спросилая. Мне до жути не хотелось снова привлекать к себе ее внимание, но мне хотелосьзнать. Если ни то, ни другое не касается благих, то что же их касается?

– Отличный вопрос, племянница. В последнее времяТаранис, похоже, не желает марать руки ничем, хоть сколько-нибудь значимым. Незнаю, что с ним произошло, но он, кажется, все глубже и глубже погружается всвой маленький мирок, созданный из иллюзий и его собственной магии. – Оназадумчиво скрестила на груди окровавленные руки. – Это должен быть кто-тоиз его двора. Кто-то из них.

– Как нам заставить его это признать? – спросилая.

– Не знаю. Хотела бы я знать... – Она махнуларукой. – Ох, ради Богов, да сядьте вы оба. На кровать. Устраивайтесьпоудобней.

Холод и Дойл выпрямились и сели по обе стороны от меня.Холод был по-прежнему обнажен, но его восхитительное тело не было ужевозбужденным, как перед появлением королевы. Он сложил руки на коленях,прикрываясь от взгляда. Дойл сидел с другой стороны от меня, совершеннонеподвижный, как зверек, старающийся не привлечь внимания хищника. Я нечастодумала о Дойле как о добыче – он так бесспорно был хищником! – но сегодняв нашей компании был лишь один хищник, и он глядел на нас из зеркала.

– Убери руки, Холод. Дай мне увидеть тебя всего.

Холод колебался всего секунду, а потом отвел руки. Он сидел,уставясь в пол, он уже не мог чувствовать себя комфортно в своей наготе.

– Ты по-настоящему красив, Холод. Я и забыла. –Она нахмурилась. – Кажется, я слишком многое забыла в последнеевремя. – Она сказала это почти с грустью, но голос тут же снова сталрезким, похожим на ее нормальный тон. Этот тон заставил нас всех напрячься чутьне до дрожи: это была дрожь предвкушения, и предвкушали мы вовсе неудовольствие.

– Я недовольна собой сегодня. Все это были люди,которых я уважала, или любила, или ценила, – и теперь они никогда не будутна моей стороне. Они будут меня бояться, но меня боялись и раньше, а страх – нето же, что уважение. Я это поняла в конце концов. Дайте мне хоть одно приятноевоспоминание об этой ночи. Я хочу видеть вас троих вместе. Я хочу видеть, каксвет вашей кожи расцвечивает ночь фейерверками.

Мы оторопели поначалу, потом Дойл сказал:

– Моя ночь с принцессой была вчера. Холод дал понять,что сегодняшнюю ночь он ни с кем делить не хочет.

– Захочет, если я так велю, – сказала Андаис.Спорить с ней, нагой и покрытой кровью, будто какая-то жуткая древняя алтарнаястатуя, было трудно, но мы попытались.

– Я просил бы ваше величество не делать этого, –проговорил Холод. Он больше не выглядел надменным. Он казался почти испуганным.

– Ты просил бы? Просил бы меня?! И что мне с твоейпросьбы?

– Ничего, – сказал он, опустив голову так, чтосияющая завеса волос скрыла его лицо. – Абсолютно ничего.

В его голосе звучали горечь и печаль.

– Тетя Андаис, – сказала я, тщательно контролируятон, очень осторожно, как говорила бы с психом с примотанной к бокубомбой. – Мы не сделали ничего, что могло бы тебя огорчить. Мы делаем все,что можем, чтобы послужить тебе. За что ты хочешь нас наказать?

– Вы собирались сейчас заняться сексом?

– Да, но...

– Ты собиралась спать с Холодом?

– Да.

– Ты спала с Дойлом прошлой ночью?

– Да, но...

– Ну так что за проблема переспать с ними обоими прямосейчас? – Ее голос снова поднялся, теряя последние крохи спокойствия.

Я еще больше снизила тон.

– Я еще ни разу не была с ними обоими вместе, вашевеличество, а тройник надо хорошо продумать, или все испортишь. Мне кажется,Дойл и Холод оба слишком доминантны, чтобы спокойно меня делить.

Она кивнула.

– Верно.

Кажется, мы все трое одновременно перевели дух.

– Тогда замени кого-нибудь из них. Подари мне зрелище,моя племянница, дай мне этой ночью что-нибудь для души.