Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

– Давно?

– Тысячу лет назад, – пояснил он и улыбнулся понимающе. – Я понимаю, что вам очень хочется, но, увы, испробовать острие меча против богопротивной магии не удастся. Тысячу лет, если не больше, его никто уже не видел. Легенды гласят, шла большая волна с моря… Да вы видите сами, насколько… большая. И сметала на своем пути целые города.

– А он взял и остановил?

– Именно.

– Мудрый был человек, – сказал я знающе, сам такой. – Мог бы взад ее пихнуть, а он взял вот и в назидание.

Граф подумал, кивнул:

– Да, наверное, пихнуть взад было проще, чем вот так заставить воду встать. Да еще и велеть не рассыпаться.

Через час приблизились настолько, что я в полной мере оценил подвиг древнего волшебника. Этот похожий на соляной или кварцевый кряж не просто похож на застывшую волну в сотню этажей. Сюда в самом деле шла исполинская стена воды, готовая снести все и вся и, наверное, уничтожавшая все на пути, не только города, но каким-то образом тот удивительный человек сумел в мгновение ока остановить ее, заставить застыть.

Именно в мгновение ока, потому что так и осталась не просто отвесной стеной, но и с сильно загнутым вперед краем на уровне от восьмидесятого этажа и выше.

Граф Гатер сказал почтительно:

– Говорят, мощь древнего заклятия велика и необорима. Да и сами видим! С этой застывшей стены за все века не отломился ни единый камешек!

– И потому все к ней привыкли, – сказал я. – Все примелькалось, и уже не обращают внимания. И его попытка напомнить нечто… ушла в песок, как и вода.

Он понял, слабо улыбнулся.

– Да, наверное, просто привыкли. Но если удивляться всему, ваша светлость, человек должен всю жизнь ходить с раскрытым ртом! А когда жить?

– Да, – согласился я, – у нас рот только открой…

Потянулась глинистая, непригодная для земледелия долина, вся уставленная могильными камнями, где я с удивлением увидел и несколько каменных крестов. Еще на десятке гранитных и мраморных плит уцелели изображения креста.

Древняя, очень древняя магия дрогнула и отступила перед реалиями нового мира: святостью, молитвами, призывами к Господу. Раздавить ее адептов оказалось достаточно просто. Намного труднее с колдунами, что появились уже в христианском мире, с алхимиками, с магами и чародеями. Эти уже понимают, как и в каких случаях можно защититься, когда нанести сокрушительный удар не только по слаборелигиозным рыцарям или малограмотным крестьянам, но и по священникам.

А еще они знают слабые стороны правителей, потому возле каждого феодала, не говоря уже о королях, обязательно кормятся, пользуясь его защитой, всякого рода колдуны, из которых далеко не все шарлатаны. Видимо, здесь все это усилилось настолько, что вера во всевышнего отступила перед простой и практичной магией, более понятной простому и даже очень простому народу.

Хотя вообще-то само христианство и есть адаптация высоких истин для этого простого и даже очень простого. Чтобы и самые тупые могли приобщиться к более высокой морали, чем языческая. Не все в состоянии постигнуть сущность Бога, которого не видно, не слышно, который вообще не имеет облика и никогда не вмешивается в дела людские. Простому человеку куда привычнее и понятнее божок из дерева, которого можно попросить о дожде, а если не даст, то его можно и больно высечь.

Для таких было создано нечто среднее между верой в Незримого и привычным язычеством: концепция не самого Бога, которого вообразить нельзя, а его сына, то есть рожденного от простой женщины-простолюдинки, который так же, как и все, ходил по земле, ел, пил, ссорился, дрался, переворачивал столы в храмах… так прожил жизнь, а потом умер и отправился на небо. Простому человечишке такое понятно, этого Бога можно рисовать, лепить из глины, вырезать из дерева или мрамора, украшать его изображениями дома и ворота. О нем же можно складывать мифы и легенды, как всегда получалось с языческими богами, и теперь точно так же сложили не очень длинную, но красивую и трогательную легенду о Сыне Божьем, что пришел спасти людей, а они, свиньи поганые, не поняли его высоких слов и казнили жуткой смертью.

Потому христианство, ориентированное на человека среднего интеллекта, способно охватить все нации и народы. Даже эльфы, наверное, поймут, а уж гномы и кобольды – наверняка. Так что разбегайтесь куры – поп идет. Здесь будет собор заложен, скоро начнутся песнопения, литургии, службы. И мир станет иным.

Так что Иисус Христос – это для простолюдинов, а вот Творец – для нас, благородного сословия интеллектуалов меча и топора, строителей нового мира и Царства Небесного на земле.

Я покосился на вдохновленное лицо графа Гатера. Благородное происхождение еще не делает интеллектуалом. Рыцари предпочитают служить не Богу, не Его сыну, а Деве Марии, перенося на нее культ прекрасной дамы.

Граф Стерлинг о чем-то пошептался с Гатером, на меня поглядывал искоса, но подъезжать не стал, зато через некоторое время приблизился граф Гатер, лицо смущенное, посмотрел по сторонам и заговорил, понизив голос:

– Ваша светлость, чтобы у нас все получилось успешнее, хотелось бы знать, что нам предстоит…

Я покосился на его лицо, надо бы закатить речь, что полагается в таких случаях, умею, но так осточертело быть политиком, что ответил честно:

– Если бы я знал!

Его брови поднялись, минута раздумий, затем спросил уточняющее:

– Нам придется сражаться… с людьми?

– Скорее всего, – согласился я. – Либо с теми, кто мимикрируют под людей. Вообще-то я только ночью услышал про эту чертову Янтарную Каплю.

– А что там?

– Вроде бы все разгадки.

– На все в мире?

– Нет, на мои проблемы.

– Ваши проблемы, – ответил он с достоинством, – наши проблемы.

Я заверил натужно бодро:

– Мы решим, дорогой друг!

Он ответил польщенно:

– Да, конечно. Под вашим руководством научимся и с чудовищами… хоть каждый день, как вон вы… какая жизнь у вас насыщенная и красивая!.. Каждое утро встречаете в вдребезги разбитых доспехах! Это не то, что граф Стерлинг, каждое утро пьян… Правда, хорошо бы начать с чего-то помельче. Я забочусь, как вы понимаете, о молодых рыцарях.

– Все будет, – пообещал я. – Я видел совсем мелких драконов, правда! Всего раза в два-три крупнее коровы. Правда, там муравьи больше моей собачки…

Он посмотрел на шныряющего в сторонке Адского Пса, поежился, улыбка стала совсем бледной.

– Надеюсь, не опозорим свою и вашу честь.

Воздух стал еще резче и суше, однако дорога торопливо метнулась к роще гигантских олив, неправдоподобно огромных. После яркого солнца просто полумрак в редкой сеточке пятен света на земле. Под копытами земля гремит сухо и враждебно, затем снова и снова развалины древних цитаделей, вдали проплывают остатки не то мавзолеев, не то дворцов, выжженные пятна сухой земли, а затем опять роскошнейшие рощи, сухой стук копыт сменяется плеском воды, когда несемся вдоль ручьев.