Ричард Длинные Руки - герцог - Гай Юлий Орловский

Он быстро оделся и ушел, уже ничем не отличаясь от тех, у кого ноги не стеклянные. Непонятный выверт природы или чего-то еще, что не совсем природа. Нужно будет при случае расспросить, наследственное это или как-то случилось в каких-то обстоятельствах. Вдруг да удастся извлечь пользу, я же хозяйственник.

Я вернулся неспешно, а когда огибал забор, услышал по ту сторону тяжелое дыхание, сдавленный стон и звук тяжелой затрещины. Быстро взглянул в щелочку: двое верзил устрашающего вида прижали к стене сарая хозяина гостиницы, один держит за горло, второй обшаривает карманы, а когда ничего не отыскал, прорычал злобно:

– Куда спрятал деньги?

Хозяин вскрикнул:

– Я же говорю, еще не наторговал!

Верзила прорычал:

– Ты врешь!

Я ухватился за верх забора и перемахнул на внутреннюю сторону. Верзилы оглянулись на шум.

– У вас нет веры в людей, – сказал я с мягким укором. – Это плохо.

Они разом вытащили короткие, но тяжелые мечи. Я остался на месте и погрозил им пальцем, что озадачило их больше, чем если бы бросился на них или от них. Долго смотрели на меня, ожидая каких-то движений, а я смотрел на них.

– У вас было, – сказал я наконец с сочувствием, – как погляжу, тяжелое детство. Отец – тиран, мать – дура, откуда вам быть гуманистами?.. Потому давайте поступим так… я вас отпущу. Идите и не грешите больше, чем предначертано.

Они переглянулись, ближайший ко мне наконец прохрипел злобно:

– Он один…

– И без оружия, – сказал второй.

– Убьем!

Бросились оба одновременно, быстро и слаженно, но я в самом деле без оружия и, главное, без доспехов, что позволяет поворачиваться втрое быстрее. Они только замахнулись слишком тяжелыми и непрактичными в таких схватках мечами, как я сам быстро шагнул навстречу. Под моими выставленными локтями хрустнули зубы, как справа, так и слева.

Они пробежали по инерции несколько шагов, а когда развернулись и бросились снова, опять как близнецы и братья, каждый увидел только летящий ему в лицо массивный кулак.

Из гостиницы выскочили на шум граф Гатер и барон Уроншид, оба с мечами в руках, обнаженные до пояса. Двое верзил уже рухнули, обливаясь кровью. Сломанные носы – не так уж и опасно, но крови много, а собственная пугает больше, чем рана в спине, ее не видишь.

– Насилие, – сказал я с укором, – нехорошо.

Хозяин трясся, вытирал фартуком лоб и с готовностью подхватил:

– Да-да, ваша светлость. Насилие – нехорошо… Великие слова!

Граф Гатер спросил с недоумением:

– Но, ваша светлость, вы же… гм… может быть, насилие… хоть иногда… хорошо?

Я покачал головой.

– Нет, – голос мой прозвучал твердо и мудро, – всегда нехорошо.

– Но вы…

– У меня не насилие, – объяснил я. – Это справедливость в действии. С примесью милосердия. Конечно, пока небольшой, очень небольшой, что и понятно. Мир пока еще алмаз. Бриллиантом сделаем его мы… Как высокопарно сказано, самому противно. Но почему шарахаемся высоких слов?

Барон Уроншид смотрел то на ползающих по земле грабителей, то на меня, развел руками.

– Ваша светлость…

– Да-да, – согласился я. – Высокие слова не должны быть мишенью. Жаль, когда-то станут…

– Ваша светлость, – воскликнул барон пламенно, – такого никогда не будет!

– Будем стараться не допустить, – согласился я. – Там ужин принесли?

В харчевном зале, где нам подавали на стол, мы то и дело косились в окно, хорошо видно дерево у дороги, там двое держат коня, а третий, встав ногами на седло, закидывает на толстую ветку большого дерева две крепкие веревки.

Граф Гатер сказал грустно, что неинтересно вешать человека, если тот ничего не имеет против. Я согласился, что да, теряется большая часть воспитательного эффекта, но, увы, не все удается с полной отдачей.

Грабителей повесили быстро и без затей. Это что-то вроде штрафа по-местному. Всяк проезжающий да увидит, что грабить нехорошо.

После ужина я поднялся в свою каморку, отсюда из единственного окошка вид только на мирную долину, где вечер уже сменился ясной лунной ночью. Я с изумлением видел далеко в траве скачущих кузнечиков, даже не думают спать, или это другие кузнечики, может быть, даже сверчки, что-то же верещит по ночам, хотя здесь могут быть и цикады…

Снизу голоса, молодые рыцари никак не поднимутся из-за стола, я даже улавливаю обрывки разговоров, говорят, конечно же, о скором участии в походе на Гандерсгейм, а еще и том, с чем столкнутся завтра днем.

Трудность в том, что я сам не знаю, с чем столкнемся. Признаваться, конечно, не стану, пусть лучше таинственность, чем взять и брякнуть правду.

Далеко над деревьями появились огоньки, прыгают вверх-вниз как комарики-толкунцы, гоняются друг за другом. То ли жуки-светлячки, то ли крохотные эльфы-фонари, а может, что-то еще эндемичное, характерное только для этих мест.

Из темной ночи я услышал негромкий голос:

– Ричард…

Я оглянулся, в комнате никого, снова вперил взгляд в светлую ночь. Лунным светом залита середина пустой котловины, но дальше скрывает грозная тень от высоких и, главное, бесконечно отвесных стен. Голос идет оттуда, но слышен очень отчетливо, словно говорящий стоит в трех шагах.

– Кто спрашивает? – поинтересовался я.

– Собрат, – пришел ответ быстро и отчетливо.

– У меня нет собратьев, – ответил я.

– Уже есть, – заверил голос.

– Кто?

– Выйди ко мне…

Я помедлил перед ответом:

– А оно того стоит?

– Встречи?

– Да, – ответил я. – Я герцог, должен блюсти. Вдруг ты простолюдин?.. И вообще… Теперь за меня многое делают слуги.

Голос прозвучал без интонаций, но я уловил насмешку:

– Многие предпочитают делать важное своими руками. Это как раз такой случай.

Я снова сделал рассчитанную паузу, этот гад не желает проговариваться, кто он и что такое, ответил сухим безразличным голосом:

– Пока что мне как-то не спится, могу соизволить… но если не слишком далеко.

Голос заверил:

– Сразу же за постоялым двором. С той стороны.

Я влез в стальные доспехи, сверху тщательно прикрыл легким кафтаном. Лук оставил, но мечом опоясался, ножны с кинжалом тоже пристегнул на кольцо к поясу.

Рыцари все еще гуляют за столом, откуда и силы берутся, я тихонько вышел во двор. В полутьме блеснуло острие копья, мужской голос произнес негромко, но строго: