Истина - Эдуард Хруцкий

Нынче многое изменилось. Разорвались те скрытые нити, соединявшие блатных и ментов. Тогда существовал некий нигде не записанный кодекс отношений, предписывающий обеим сторонам определенные правила уважения.

Сегодняшний беспредел полностью перемешал масти. Озлобил оперативников. Да и на смену бывшим московским блатным, свято чтящим воровской закон, пришли молодые отморозки, способные на все. Ну как ты будешь спокойно допрашивать молодого козла, затянутого в кожу, только что искалечившего или убившего старуху за ее копеечную пенсию!

Они, нагло развалясь в комнате опера, требовали адвоката и прокурора по надзору. Грозили убить и тебя, и жену с детьми.

Ломались такие только после того, как пару раз их голова проверяла прочность служебного сейфа. Молодые опера, насмотревшись американских боевиков, били задержанных постоянно и жестоко. Рядовые менты отнимали у них деньги, часы, вещи.

Рухнул десятилетиями заведенный порядок, неписаные моральные правила полицейских отменились. Новое время, новая, жесткая преступность диктовали адекватные методы противоборства.

Внезапное богатство, беспричинное и незаслуженное, вызывало не просто зависть, но и ненависть.

Сергей жил по средствам. На то не слишком большое жалованье, которое платили ему, чтобы он защищал от воров и бандитов новых русских.

А он не хотел их защищать. Он не видел разницы между президентом «Группы „Мост“» и криминальным авторитетом, возглавляющим солнцевскую группировку.

Он ненавидел представителей новой власти, покрывавших бандитов и воров.

Он вырос в районе Патриарших, жил в Малом Козихинском, знал всех коренных жителей, и они знали его. Он видел, как трудно стало пенсионерам, как нищенствуют врачи из районной поликлиники и учителя местных школ.

На его лестничной площадке жила журналистка Яна, вышедшая замуж за француза, врач из поликлиники и завуч школы, в которой он когда-то учился. Яна в счет не шла, она жила у мужа, поэтому самым богатым был он. И соседи постоянно стреляли у него деньги. Они завидовали тому, что Сергей постоянно получает зарплату.

Господи! Да когда это было!

О том, что происходит в стране, он старался не думать. Но все же, когда чудная врачиха Татьяна Яковлевна в очередной раз стреляла у него стольник, он не мог понять, для чего делают эти эфемерные реформы.

По телевизору он видел шикарный кабинет президента, какие-то дачи и квартиры членов правительства, слушал объяснения политобозревателей об имидже Ельцина и считал, что в нищей стране должна быть небогатая власть, а особенно президент.

Ничего, можно поработать и в старом кабинете, если у тебя растут всего лишь три социальных показателя — смертность, преступность и налогообложение.

Он шел знакомыми пустыми переулками. Вместе с темнотой вымирает город, только крутые да полукрутые толпятся у дверей ресторанов.

Жаль ему стало доброго, веселого города. С ночными гитарами на улицах, песнями Визбора во дворах. Сама жизнь ввела в Москве комендантский час. Бегите по домам, добрые люди, за железные двери и оконные решетки. Нынче ваш вечерний мир не шире плоскости телеэкрана.

В ночном магазине Сергей купил кулек пельменей и масла, обеспечив себе ужины на несколько дней.

Как только Сергей вошел в квартиру, зазвенел телефон.

— Да.

— Никольский? — спросил незнакомый голос.

— Да.

— Это подполковник Кольцов из ФСБ, крестник твой. Сергей сначала никак не мог понять, кто говорит, а потом его словно озарило.

— На чердаке ты же майором был, — засмеялся Никольский.

— А в госпитале — уже подполковник.

— Мне, что ли, на тот чердак сходить?

— Лучше не надо. Я тебе, Сергей, благодарен очень. Если бы не ты…

— Да брось ты. Лучше скажи, как себя чувствуешь?

— Все в порядке. Завтра выписываюсь, к тебе заеду в отделение.

— Можешь и домой. Я человек одинокий.

— Я тоже. Значит, до завтра.

Сергей повесил трубку. Хорошо, что этот парень оклемался. Очень хорошо.

Рано утром ему позвонил заместитель директора ФСБ. По старому — зампред.

— Поговорить надо.

— Я готов, — ответил Комаров.

— Колеса нужны.

— Через час достану.

Комаров вышел из управления, сел в свою старенькую «шестерку» и поехал на Тверскую. Там жил его приятель — писатель и журналист Леня Кравцов.

Через час он подъехал на Чистопрудный бульвар. Генерал, а проще его бывший сослуживец и друг Витька Ионин, ждал его на скамеечке у пруда. Когда-то они работали в одном отделе и повышались одинаково. Вместе стали начальниками отделений, потом — замначальника отдела, потом начальниками. А в перестроечный бардак Комаров стал начальником службы по борьбе с бандитизмом и прочими уголовными проявлениями, а Витьку Ионина мутная волна подняла до генеральских погон и высокой должности.

Они безраздельно верили друг другу, что в нынешнее время стоило многого.

Ионин поднялся со скамейки и пошел к Комарову. Светлые брюки, рубашечка, куртка легкая, никогда не скажешь, что генерал-лейтенант идет.

— Достал машину?

— А як же! — усмехнулся Комаров.

— У Лени взял?

— У него.

— Смотри, просекут, воткнут к нему в машину «жучки».

— Не дай бог.

— Поехали.

— Куда?

— В Архангельское.

— Давай.

— Мы нынче как за бугром, — зло сказал Ионин, — всего боимся.

— А дело-то вырисовывается не самое простое.

— А нас и без дела слушают и ФАПСИ, и Служба безопасности Самого, и ребята Куликова. Распалась власть на несколько кланов. Борются за жирный кусок и место на Лазурном Берегу. — Ионин закурил. — Слушай, Юра, дискетка эта рудермановская оказалась очень интересной. Правда, в ней вместо фамилий псевдонимы да названия фирм — под номерами, но если кое-что сопоставить с оперативной информацией, то выходит, что кто-то торгует оружием и кладет в карман денежки. И борются за этот сладкий кусок две группировки. В одной — люди из правительства, а другая — сплошь из президентских ребят.

— На этом деле вполне можно шею сломать, — засмеялся Комаров.

— А когда мы антиквариат подняли и наркотики?

— Ну, подняли, мелочь посадили, а паханы из власти в банки да концерны ушли.

— Но все-таки ушли. И мы, если что, про них все знаем.

— А толку что? Другие пришли.

— И этих прихватим.