Терновый венец офицера русского флота - Александр Витальевич Лоза

хотя недавно была утверждена Декларация о независимости Финляндии от России, долгожданная независимость не принесла спокойствия и благополучия Финляндии и ее народу.

7 декабря, усиленно делавший карьеру у большевиков, капитан 1 ранга А.А.Ружек был назначен начальником Военного отдела (то есть стал главным военспецом) Центробалта. По постановлению большевистской Верховной Морской Коллегии капитану 1 ранга А.А.Ружеку был присвоен контр-адмиральский чин.

В этот же день, в Петрограде, под председательством Ф.Э.Дзержинского, была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с саботажем и контрреволюцией, недоброй памяти ВЧК. Тысячи и тысячи офицеров, в том числе и офицеров флота, пройдут через ее застенки и найдут там свою смерть…

В середине декабря, под аршинными заголовками газеты разнесли весть, что 16 декабря 1917 года большевистским правительством заключено перемирие с Германией.

В этот же день на основании Декрета Совета Народных Комиссаров, по флоту было объявлено, что звание офицера отменяется, равно как и ношение орденов, крестов и прочих знаков отличия. Российский военный флот терял свое лицо. В очередной раз офицеры флота были раздавлены морально.

18 декабря было подписано «Постановление Совета Народных Комиссаров о признании независимости Финляндской Республики».

Дата постановления: 18 декабря 1917 г. 23 часа 45 минут. Место постановления: Петроград, Смольный.

Содержание постановления:

В ответ на обращение Финляндского Правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров в полном согласии с принципами наций на самоотделение постановляет войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением:

а) признать государственную независимость Финляндской Республики и

б) организовать по соглашению с Финляндским Правительством особую Комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий которые вытекают из отделения Финляндии от России».

Постановление подписали:

В.И.Ульянов (Ленин) — Председатель СНК, Г.И.Петровский — нарком внутренних дел РСФСР,

И.З.Штейнберг — второй нарком внутренних дел, от левых эсеров, В.А.Карелин — нарком государственных имуществ, левый эсер, Л.Д.Троцкий — нарком по иностранным делам,

И.В.Сталин — нарком по делам национальностей, А.Г.Шлихтер — нарком продовольствия Постановление Совнаркома лично получил в Петрограде в Смольном П.Э.Свинхувуд, занимавший пост премьер-министра новообразованного государства. Финляндия ликовала, Гельсингфорс заполнили толпы манифестантов. 22 декабря независимость Финляндии была признана ВЦИК РСФСР. После этого большевистское правительство РСФСР стало обильно снабжать финских коммунистов оружием и денежными средствами, для осуществления в Финляндии социалистической революции. На эти деньги финские коммунисты и создавали отряды «красных» финнов. Финские рабочие, мастеровые, их жены и подруги, городской люмпен-пролетариат, опоясывались пулеметными лентами и обучались стрельбе из пулеметов и обращению с гранатами. В Гельсингфорсе флот, в лице Центробалта, поддерживал «красных» финнов не только материально, но и людьми. Революционные матросы, однако, не очень торопились вступать в «красные» финские войска. Имелись лишь единичные случаи.

В это же время, формировались и «белые» добровольческие отряды финнов, которые возглавил генерал-лейтенант русской армии Карл Густав Эмиль Маннергейм. Финские добровольцы из Королевского Прусского 27-го егерского батальона составили ядро «белой» армии. Они отошли на север, в город Васа (бывший Николайштадт), где располагался военно-политический центр буржуазии и финских националистов. Финские учителя, врачи, адвокаты, инженеры, купцы, студенты стекались под знамена Маннергейма со всей страны со своими охотничьими ружьями и острейшими финскими ножами — «пуукко». Финляндия, со скоростью курьерского поезда, неслась к братоубийственной гражданской войне.

Подавляющее большинство русских солдат и матросов, находившихся в это время в Финляндии, мечтало лишь о том, чтобы поскорей убраться из Финляндии домой, в Россию.

Снег все шел и шел. Балтийский ветер, по-волчьи завывая, свивал снег в тугие кольца метели. Под это тоскливое завывание вьюги заканчивался кошмарный и кровавый 1917 год…

Глава 3

Петроград. 1918 год

Зимние дни, тусклые, длинные и однообразные проходили серой чередой. На душе бывшего мичмана Российского императорского флота Бруно Садовинского было холодно и пусто…

От тоски, разочарования, неприкаянности, без службы и без перспектив, многие офицеры флота не выдерживали и начинали пить… Не крепко выпивать, что всегда было незазорно флотскому офицеру, а — пить, горько, глуша тоску, страх перед будущим, боль за своих близких и родных, отчаянье безысходности и потерю всех ориентиров в жизни. Многих угнетало еще и то, что на последнем общем собрании офицеров, в конце декабря прошлого года, в Мариинском дворце Гельсингфорса, из открытого протеста офицеров Балтийского флота ничего не вышло. Офицеры были неорганизованны, нерешительны и слабы. Как это ни горько звучит, но именно офицеры флота были мало сплочены между собой, и большинство из них финансово зависело от службы, ибо не имело других источников заработка.

Об этом тяжелейшем для офицеров периоде с болью свидетельствовал капитан 2 ранга Г.К.Граф:

«Что касается офицерства, то оно сильно изменилось к худшему. Далеко не все из него сохраняли свое достоинство. Несмотря на его тяжелое положение, на берегу сплошь и рядом происходили кутежи и скандалы… Были даже три случая, когда офицеры скрылись с солидными казенными суммами. Стало ясно… офицерство не может держаться и падает все ниже и ниже».

Большевистские указы лишили офицеров всех видов пенсий, в том числе и эмеритальных, состоявших из отчислений от жалованья в период службы и, тем самым, практически всех кадровых офицеров оставив без всяких средств к существованию.

Многие, прежде отлично служившие и воевавшие офицеры, поддались всепроникающему яду разложения. Слава Богу, это не коснулось Садовинского. Мичман сохранил достоинство и честь, но и его, оптимиста по натуре и просто психически крепкого человека, не обошла сильнейшая, душевная депрессия.

Мучаясь, переживая, перебирая в памяти все произошедшее, Бруно пытался понять и объяснить себе, что он и другие офицеры делали не так:

Да, офицеры, за редким исключением, не выступали на митингах и собраниях пред матросами. Большинство офицеров всегда стояло в стороне от всей этой митинговой говорильни, которая и ему самому претила до глубины души, — вспоминал Садовинский. — Конечно, офицеры понимали, что лозунги о «свободе, равенстве, братстве» дурманят головы нижним чинам, но, что бы обосновать матросам лживость красивой социалистической утопии, у офицеров часто не хватало политических знаний.

У самого Бруно, что греха таить, тоже не было большого политического опыта, и он совершенно не был подготовлен к роли митингового оратора. Теперь-то Садовинский понимал: будь офицеры более сведущи в политике, обладай они большими политическими знаниями, то могли бы бороться с проникавшими в матросскую среду «агитаторами», и, возможно, после переворота, они сумели бы удержать в своих руках матросов, с которыми не раз, в войне с германцем, вместе смотрели в лицо смерти.

Да, — соглашался с собой Бруно, — я не могу сказать, что плохо знал своих матросов. Я, и многие другие офицеры, особенно на миноносцах, ежедневно работали рука об руку