Каштановый человечек - Сорен Свейструп

Хесса аж передернуло – ведь размещенные на стене материалы явно свидетельствовали, что женщина психически нездорова.

– По-моему, они задумали это дело вместе с сожителем, – продолжил Янсен доклад Нюландеру. – Они были убеждены, что с ними обошлись несправедливо, и решили поглумиться над министром соцзащиты и выставить ее на посмешище. Вот в их бедных головах и зародилась идея подставить всю систему под огонь критики и наказать женщин, которые якобы не умеют как следует воспитывать своих детей. А в том, кто был их конечной целью, как видишь, сомнений нет.

Последнее утверждение Янсена, безусловно, справедливо. Если одна половина комнаты представляет собой мемориал ушедшего в мир иной ребенка, то вторая доказывает, что больные умы обитателей квартиры были полностью поглощены фигурой Розы Хартунг. Вся стена слева направо украшена вырезками из газет и фотографиями, повествующими об исчезновении ее дочери, включая сделанное папарацци фото скорбящей матери. Статьи из желтой прессы под заголовками вроде «Расчленена и захоронена» или «Изнасилована и порезана на куски» издевательским образом соседствуют с фотографией одетой в черное Розы Хартунг в предобморочном состоянии на церемонии прощания с дочерью. И таких вырезок тьма: «Роза Хартунг раздавлена» или «Пораженная горем». Затем однако следует разрыв в хронологическом порядке, и ближе к правому краю стены Хесс видит фотографии поновее, сделанные, по-видимому, месяца три-четыре назад под заголовками типа «Хартунг возвращается». В одной из заметок, прикрепленных к стене чертежными кнопками, от руки обведена информация о том, что Хартунг возвращается на свой пост в день открытия сессии Фолькетинга в первый вторник октября. А рядом висит лист бумаги формата А4 с различными селфи ее дочери с надписью «Счастливого возвращения. Ты умрешь, шлюха».

Еще большее беспокойство вызывает другая серия фотографий. Это не вырезки из газет, а оригинальные фото, снятые, вероятно, в конце сентября, ведь на них запечатлены явные признаки начавшейся осени. Хесс видит дом министра, снятый с разных ракурсов, ее мужа и сына, какой-то спортзал, служебный автомобиль Розы Хартунг, здание ее министерства и Кристиансборг и, наконец, целую кучу копий схемы транспортных артерий столичного региона из «Гугл»-карт.

Материалов целое море. Они полностью разрушают картину, которую Хесс уже было полностью сложил в уме, когда выходил из «принудиловки». Так что же, встреча с Линусом Беккером оказалась бесполезной? И как он ни старается подкрепить свою версию, она рассыпается напрочь. Но не только это мучает его. Перед ними явно возника новая угроза. И она гораздо ближе той, предполагаемой им; она требует их внимания именно сейчас, когда кажется, будто они держат ситуацию под контролем. И поэтому Хесс продолжает изучать мириады фотографий, пока Нюландер расспрашивает Янсена.

– Где эта парочка сейчас?

– В больнице женщина не появлялась уже несколько дней – сказалась больной. И местонахождение сожителя нам тоже неизвестно. О нем у нас, кстати, меньше всего информации, ведь брак официально не зарегистрирован. Так что пока разрабатываем только Бенедикте Сканс. Но мы уже запросили данные на Неергора у военных.

А контрразведку предупредили о нашей находке?

– Да, министр находится в безопасности. А что это за женщина там, внизу?

– Мать Асгера Неергора. Она, видно, тоже здесь проживает. Но якобы не в курсе, где они обретаются; впрочем, мы с ней еще не закончили.

– Так. Значит, мы считаем, что эти двое и есть убийцы?

Тули́н не дает Янсену ответить, но внимание Хесса вдруг привлекают три или четыре кнопки. Между головками двух из них и стеной остались зажаты маленькие клочочки бумаги, будто кто-то в спешке сорвал прикрепленную ими фотографию.

– Мы пока точно не знаем. Прежде чем делать выводы, необходимо…

– Это чего такого мы не знаем? Да ведь у всех у нас глаза есть, черт бы вас всех побрал! – возражает Тули́н Янсен.

– Вот именно. Здесь масса материалов о Розе Хартунг, но совсем ничего нет об убитых женщинах. Если бы парочка их убила, мы наверняка хоть что-нибудь здесь на них нашли бы, но ведь ничегошеньки же нет.

– Так ведь женщина работала медсестрой в отделении, где вполне могла пересекаться по крайней мере с двумя жертвами, когда они появлялись там с детьми. Или это неважно?

– Нет, важно. Парочку, конечно, надо задержать и допросить, только вот пойди найди их сейчас. Ты ведь вызвал подкрепление и фактически на весь белый свет раструбил, что мы их здесь поджидаем…

Хесс все никак не отыщет фото, висевшее там, где теперь остались только кнопки, зато слышит у себя за спиной хладнокровный голос Нюландера:

– Как я понимаю, у Янсена были все основания действовать именно так, Тули́н. Кстати, главный врач «принудиловки» только что любезно позвонил мне и сообщил, что вы с Хессом в это время как раз издевались над Линусом Беккером… Хотя я вам на пальцах объяснил, чтобы вы в это дело не совались. И как ты мне это объяснишь?

Хессу ясно, что именно сейчас ему следует встать на защиту Тули́н, но вместо этого он неожиданно для себя самого поворачивается к Янсену.

– Скажи, как ты думаешь, старуха могла что-нибудь убрать отсюда перед самым твоим приходом?

– Какого дьявола вы делали у Линуса Беккера?

Спор за его спиной продолжается, а Хесс все пытается сообразить, куда бы сам спрятал это фото, зная, что в дверь к нему стучится полиция. Он отодвигает от стены комод – и на пол падает смятая фотография. Марк спешно поднимает и расправляет ее. Высокий стройный молодой человек, Асгер Неергор, как догадывается Хесс, стоит рядом с автомобилем со связкой ключей в руке. На нем прекрасный костюм темного цвета, а черное авто сверкает в лучах скупого солнца, точно его только что помыли и отполировали. И костюм, и дорогой немецкий автомобиль резко контрастируют с обветшалыми зданиями бывшей скотобойни на заднем плане. Хесс не сразу догадывается, почему мать Асгера Неергора решила спрятать именно эту фотографию. Еще раз поглядев на нее, он снова подходит к стене, сравнивает изображенную на нем машину с фотографией министерского авто Розы Хартунг, и у него не остается сомнений: Асгер Неергор стоит с ключами именно от министерского автомобиля. Но Марк не успевает сказать и слова, потому что в дверь просовывает голову одетый, как водится, в белый халат Генц:

– Прошу прощения, я вас прерву. Мы только что начали осмотр старого забойного цеха и нашли кое-что для вас интересное. Там одно помещение, похоже, подготовлено для содержания похищенного человека в течение долгого времени.

Дело близится к вечеру, и движение на трассе Е20 к юго-западу от Копенгагена довольно плотное. Асгер изо всех сил жмет на кнопку звукового сигнала, показывая едущим впереди него идиотам, чтобы ему очистили полосу для обгона. Но те и не думают уступать дорогу, боясь маневрировать на скользком от дождя покрытии, и тогда он нетерпеливо обгоняет их по обочине. Впервые он заставляет мотор министерской «Ауди А8» работать на полную мощь. Ему плевать, привлечет он чье-либо внимание или нет, потому что сейчас главное – поскорее смыться куда подальше. Весь их план полетел к чертям собачьим, и Асгер понимает, что полиция раньше или позже догадается, что искать нужно их. А может, и уже догадалась.