Тэмуджин. Книга 4 - Алексей Гатапов

Тэмуджин давно было смирился с тем, что случилось с Бортэ, окончательно решив, что как бы он ни думал об этом, теперь ничего не изменить. Да и то смягчало его горе, что обернулся ее плен величайшим возвышением их семьи. Внутренне он приготовился принять ребенка, прижитого от врагов. Это решение укрепилось в нем еще и оттого, что на минувшей облавной охоте шаман Кокэчу объяснил ему так, что боги готовят его к ханству над многими племенами и, возможно, нарочно уготовили ему это, чтобы он сердцем уяснил, что для истинного хана все люди одинаковы. Да и другого пути, кроме как согласиться с этим, ему не виделось: при любом ином раскладе он терял Бортэ, а это было бы худшим из всего, что он мог выбрать. Как бы ни жила она в плену, что бы с ней ни случилось там, кого бы ни родила – со всем, даже самым худшим, он готов был примириться, потому что сама она была дорога ему. Без нее он не смог бы спокойно жить, как не мог в те дни, когда ее увезли меркиты.

«Если бы можно было разузнать в точности, как было на самом деле, может, легче бы мне стало, – горько раздумывал он. – Но, видно, так и не придется узнать всю правду. У Кокэчу расспрашивать подробности – лишний раз слабину перед ним показывать, да и стыдно, у Бортэ выпытывать – ее и себя мучить, да и обидно ей будет…»

Превозмогая боль на душе, он отставил мысль о жене, заставив себя подумать о другом.

– Говоришь, Джамуха-анда об этом всем рассказывает? – переспросил он, не отрывая взгляда от огня.

– Да, так говорят, – тихо ответил Бэлгутэй.

«А зачем ему это понадобилось? – мысленно спросил себя Тэмуджин. – То, что моя жена была наложницей у меркитов, что понесла от них, все и так знают. А рассказывать все эти подробности – для чего ему? На облавной охоте обманывал меня – это другое, но эти-то сплетни ему что дают? Что-то здесь не то. Да и не глупец он, чтобы не понимать, что рано или поздно я узнаю, что это он пускал слухи… А что, если сейчас же пойти к нему и прямо спросить?..»

– Но я что-то не верю этому, – простодушно промолвил Бэлгутэй. – Джамуха-анда ведь не говорил тебе ничего такого, а он, кажется, еще там, в меркитском походе намекнул бы тебе, если на самом деле так было…

Тэмуджин изумленно посмотрел на него, вникая в его слова.

– Верно ты говоришь! – разом приходя в себя от оцепенения, обрадованно воскликнул он и стал размышлять вслух: – Джамуха-анда, если бы тогда действительно выпытал что-то у меркитов, сразу сказал бы мне обо всем. Не мог он не сказать. Значит, выдумки все это, пустые разговоры.

Бэлгутэй радостно согласился с ним:

– Про Бортэ все – ложь! Она была верна и ждала тебя каждый день.

Тэмуджин глубоко вздохнул, не скрывая великого облегчения. Однако Хасар, все так же хмуро глядя в огонь, сказал:

– Про Бортэ – видно, что ложь, Джамуха ничего не узнавал, но он мог придумать все это попозже. Он ведь завидует тебе, вот и на облавной охоте все козни строил.

В словах Хасара виден был резон.

«Анда и вправду в последнее время сильно изменился, – стал думать Тэмуджин. – В меркитском походе он был мне истинным другом. Потому и ввязался вместе со мной в опасное дело – это лучшее доказательство. А что же после?..»

Он стал тщательно перебирать в памяти все недавние встречи с андой. В последний раз это было дней пять назад, перед его отъездом. Джамуха пришел, как обычно, подвыпивший, жаловался на морозы, что они не дают никуда выехать, а дома ему делать нечего, оттого он и запил.

«Как закончатся эти холода, – воодушевленно говорил он тогда, – поеду по своим войскам и табунам, займусь настоящим делом…»

Как ни вспоминал Тэмуджин, ничего такого, что ясно указывало бы на то, распускает он слухи про него или нет, он не мог найти.

«У меня ничего нет, чтобы подумать на анду, – размышлял Тэмуджин. – Но слухи идут… а может быть, не он, а кто-то другой их распускает. А кто?.. Если схватить тех, кто больше всех об этом болтает, и хорошенько допросить их, начать разматывать этот клубок, истину можно установить, но тогда поднимется шум, сплетни еще больше разгорятся, навыдумывают на сто лет вперед, и позора не оберешься, а враги будут смеяться. Нет, это не годится… Надо, чтобы поскорее все утихло, чтобы сплетники замолчали. Но как это сделать?..»

Взглянув на братьев, он спросил:

– Вы когда видели Бортэ? Она уже знает об этих слухах?

Те переглянулись, раздумывая.

– Я недавно видел ее, она проходила в молочную юрту, – сказал Бэлгутэй. – Была веселая… нет, она ничего не знает.

– Пусть бы и не слышала ничего, – вздохнул Тэмуджин и признался братьям в сокровенном: – Очень жалко мне ее, сердце разрывается, как подумаю, какие муки перенесла она там… Я ведь тоже был в плену, знаю, как тяжело в неволе, но я был у своих соплеменников, меня никто и пальцем не мог тронуть, а она – в чуждом племени, на чужой земле. Знаете, что там с ней делали? Все ее тело было синее от побоев… А теперь все эти разговоры, дыма ведь не утаишь, вонь так и будет идти… – Он скрипнул зубами, голос его налился злостью. – Ненавижу всех этих болтунов и бездельников, у которых больше нет заботы, кроме как чернить людей, обливать грязью. Видно, у этих ничтожных людей вся радость в этом. Вместо того, чтобы о своей жизни подумать, своими делами заняться, они будут ходить и рассказывать о других, днями и ночами болтать о том, что их не касается…

Он замолчал, ожесточенно глядя на очаг. Братья терпеливо ждали.

– Вот что мы сделаем, – наконец сказал Тэмуджин, и в глазах его блеснул знакомый холодный огонь. – Сейчас вы с Джэлмэ и Боорчи возьмете с собой нукеров, разыщете эту косую бабу, допросите и узнаете, от кого она все это слышала. Узнаете, кто еще в нашей части куреня болтает об этом, схватите всех и отрежете им языки.

Бэлгутэй испуганно покосился на него, но осмелился спросить:

– Брат, может быть, это слишком уж круто, может, их просто хорошенько отхлестать плетьми?

– Замолчи! – зло покосился на него Хасар. – С болтунами так и надо поступать. Моя бы воля, я их за волосы привязывал к хвостам диких жеребцов и пускал в степь.

– Сделайте так, как я сказал, – твердо повторил Тэмуджин. – От этого народу будет только польза: меньше пустых разговоров – больше времени на нужные дела. И объявите всем, что отныне я запрещаю всем упоминать про плен моей жены. Пусть все вобьют себе в головы: это никого не касается, кроме меня одного! Исполните все как можно быстрее и доложите мне.

Братья ушли. Слышно было, как проскрипели по снегу их шаги в сторону своей юрты. Вскоре у коновязи послышался глухой шум, негромкие голоса. Звякнули удила, донесся удаляющийся топот копыт.

Тэмуджин посидел, глядя на потухающие угли, успокаивая себя, и, выждав некоторое время, пошел в большую юрту.

У очага сидели все женщины его айла: мать Оэлун, Бортэ, сестрица Тэмулун и Хоахчин. Старая рабыня, увидев Тэмуджина, засобиралась к себе в молочную юрту, но Оэлун не отпустила ее.