Колдунья - Сьюзен Флетчер
Шрифт:
Интервал:
— Потому что ты велела мне сделать так!
— Нет. — Она потрясла передо мной пальцем. — Потому что ты знала, что нужно прийти, время пришло.
— Время? Для чего?
Я пытливо смотрела на нее. На короткий миг мне показалось, что я могу видеть даже сквозь нее, сквозь ее кожу — что я могу видеть правду о ней. То, как жесток был мир с этим одиноким, мучимым призраками, полубезумным существом.
Я огляделась. На вершине было так тихо, что я спросила:
— Где Тотиак? Луйрак из Тирей?
Шел слабый мелкий снег. Он не падал, висел в воздухе у ее лица, оседал на бесцветных волосах.
— Ушли.
— Куда ушли?
Она сжала губы, на них мелькнула улыбка, но во взгляде сквозило одиночество.
— Убежали.
— Убежали? Почему они убежали?
Гормхул выдохнула и покачала головой:
— Ты знаешь. Все твои разговоры о даре предвиденья. Ты думаешь, будто во мне говорит белена. Это все тухлые разговоры. Детский лепет… Это не белена говорит.
— Я не понимаю, — прошептала я.
Она вытерла нос ладонью и огляделась. Обвела взглядом вершину Темной горы, пустой очаг и кости животных и на мгновение стала такой бесконечно печальной, что мне захотелось дотронуться до ее руки, чтобы успокоить ее сердце. Но я этого не сделала, потому что она повернулась. Облизнула зубы.
— Грядет кровь, Корраг. Она идет. Девчонки расправили крылья и улетели, потому что будет больше крови, чем они знают или хотят знать. Она идет. Мужчина идет.
— Кровь? Мужчина?
— О да. Он напишет пару слов о тебе. О тебе, о твоих сверкающих железных запястьях…
Я посмотрела на свои запястья. Они были в порядке — из плоти, а не из железа.
— Он придет, да, это так. И тебе не будет холодно слишком долго. Станет горячо. Станет огненно-горячо…
Я не понимала. Я не знала, о чем она говорит, отступила от нее и коротко взвыла, я чувствовала, что в воздухе висит снег и правда, которую я не могла ухватить, и творится что-то странное.
— Я не понимаю, о чем ты! — сказала я. — Я не могу понять…
Она взяла мою руку. Подержала ее.
Я смотрела, как моя маленькая рука зажата в ее синих когтях.
— Ты можешь. Ты поймешь. Не ты ли всегда слушала голос сердца, дитя? Разве не он привел тебя сюда? — Она наклонилась вперед. — Слушай его теперь. Слушай его сейчас…
Я посмотрела сквозь нее. Сквозь ее человеческое лицо, покрытое рытвинами и синяками. Я видела печаль, тяжелую жизнь и свои глаза, отражающиеся в ее глазах. И, заглянув в собственные глаза, я увидела траву и желтые одуванчики, и, пока их семена плыли по воздуху, человек топил котят, а я знала. Сердце сказало: «Беги! Спаси их!» И я послушалась, и побежала по траве, и спасла пятерых серых кошек, которых должны были утопить, но они выжили! Они остались живы. Я моргнула и продолжала смотреть в свои глаза в глазах Гормхул. И я увидела мать — не болтающейся в петле, а стоящей в своих юбках с руками, связанными за спиной, и развевающимися волосами. В последний миг перед тем, как люк сделал бах, она, наверное, посмотрела на осеннее небо и подумала обо мне — обо мне. Наверное, мысль обо мне была последней. Я была ее единственной, всеобъемлющей любовью, и она улыбалась, когда умирала, потому что думала обо мне. Я знала это. Я была уверена в этом. Скрючившись во влажном приграничном лесу, я подумала: «Она вот-вот умрет» — и послала ей столько любви, что она, должно быть, почувствовала это на эшафоте — она почувствовала любовь дочери. Я знала, что это так! Что еще? Стоя на коленях перед Гормхул, я увидела лицо болотника, пятно цвета сливы, его рот, и я увидела, как шевелились его губы, когда он говорил мне: «Хайленд». Хайленд… И я услышала голос сердца и толкнула кобылу вперед. И когда я вдохнула воздух ночных гор и опустилась на колени, чтобы ощутить холодный засасывающий торф под рукой, разве мое сердце и все мое существо не сказало этому «да»? «Наконец. Здесь». Разве я не заплакала, стоя на коленях? Разве я не стремилась всегда сюда — в Гленко? Он звал меня. Он пел мое имя все эти долгие годы, дожидаясь, пока я приду на его земли с паутиной в волосах и колючками на юбках. Он ждал и звал меня — и я пришла.
И «он»…
Я стояла на коленях в снегу и смотрела на Гормхул. Я смотрела ей в глаза и видела свои глаза. И я подумала: «Он — Аласдер».
Из всего, что знало мое сердце, оно знало «он» лучше всего.
«Никогда не люби человека», — я кивнула Коре, когда она говорила это. Я шептала: «Я не буду». Но даже тогда — даже тогда! Будучи ребенком! Я слышала, как сердце трепещет под ребрами, крича: «Ты полюбишь! Полюбишь! Полюбишь!» И много лет спустя в комнате, освещенной светом восковых свечей, под шум дождя, я увидела его лицо и полюбила.
Гормхул сказала:
— Тебе нужен дар предвиденья? Обучить тебя ему? Полубезумное созданье… Он у тебя уже есть.
И она говорила правду. Он был у меня. Я знала это, стоя там на коленях. Он у меня всегда был, ведь он есть у всех — все люди рождаются с этим даром, потому что это голос сердца. Это песня души. Дар живет в тебе вместе со звездным небом, вместе с пчелой, что жужжит, взлетая с цветка. Когда кто-то делает добро — ты или другие. Когда по рукам бегут мурашки от поющих у огня голосов или когда глаза наполняются слезами умиления. Потому что в такие моменты сердце говорит. Оно говорит «да!», или «он!», или «налево», или «направо». Или «беги».
Дар есть у всех нас. Но я думаю, что такие люди, как мы, — одинокие, любящие этот ветреный мир, — яснее слышат сердце. Мы чувствуем, как оно бьется. Мы видим сердцем.
Мы посидели так немного. Моя рука в ее руке. Падал снег.
Потом она наклонилась. Она приблизила губы к моему уху, так что я ощутила ее дыхание и почувствовала ее влажные волосы у щеки, и она сказала слово, которое я говорила себе всю жизнь, — слово, которое сердце ведьмы поет вновь и вновь, ночь за ночью. Слово дара предвиденья.
— Корраг?
— Да?
— Ты должна бежать.
Я так и поступила. Я побежала. Оставила ее сидеть на снегу и ринулась вниз с горы, скользя по льду, ударяясь о скалы. Я бежала по дну долины, думая: «Быстрее! Быстрее». Потому что я знала. Я знала.
Это не то, что видят глаза, — нет. Я думала, что это так! Я думала, дар предвиденья — это сон, или видение, или когда внезапно начинаешь задыхаться. Я думала, что истина может прийти ко мне в хижину, словно призрак, и произнести свое имя, что я смогу найти ее, если прошепчу его. Но, мистер Лесли, я ошибалась.
«Ты узнаешь, когда придет время…»
Теперь я знала это. Я знала, что это за чувство, которое прячется глубоко в груди или даже глубже. Оно было в костях, в лоне. Это было животное, что скрывается в нас, встряхивает шкурой, закладывает уши и говорит «беги!», или «дерись!», или «люби!», или «прячься!».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!