Голубой Марс - Ким Стэнли Робинсон

– Они дали нам шестикилометровый предел, потому что боялись нас, потому что мы были движущей силой революции. Если бы мы не боролись, наднационалы до сих пор бы повсюду заправляли.

– Тогда противник был другой. Когда мы боролись с землянами, это произвело впечатление на марсианских Зеленых. Но когда мы боролись с Зелеными, их это разозлило. И они стали более Зелеными, чем когда-либо.

Группа сидела в молчании, задумавшись и, может даже, придя в уныние.

– Но что тогда нам делать? – спросила седовласая женщина.

– Отправляйтесь на какую-нибудь территорию, которой грозит опасность, – предложила Энн. Она указала рукой на вид за окном. – Даже здесь неплохой вариант. Или куда-нибудь поближе к шеститысячной границе. Поселитесь там, постройте город, сделайте из него главное убежище, пусть он станет прекрасным местом. И туда мы потом спустимся с гор.

Это не вызвало у них воодушевления.

– Или поезжайте в города и организуйте туры, создайте правовой фонд. Показывайте людям природу. Подавайте в суд на каждое их предложение что-то изменить.

– Черт, – молодой человек потряс головой. – Звучит отвратительно.

– Ну и пусть, – ответила Энн. – Неприятную работу тоже придется сделать. Но нам нужно победить их изнутри. Проникнуть в их мир.

Унылые лица. Они сидели и обсуждали то, как жили сейчас, то, как хотели жить. Что могли сделать, чтобы первое превратилось во второе. Говорили о том, что, когда война закончилась, жить как подпольщики стало невозможно. И так далее. Они часто вздыхали, иногда плакали, упрекали и ободряли друг друга.

– Поехали со мной завтра, посмотрите вблизи на это ледяное море, – предложила Энн.

На следующий день группа подпольщиков отправилась вместе с Энн на юг по шестидесятой долготе. Кхала, как говорили арабы, – пустая земля. С одной стороны, здесь было красиво, и нойский горный ландшафт наполнял их сердца чувствами. С другой, экотажники вели себя тихо и покорно, точно паломники при каком-то неопределенном мрачном обычае. Они подъехали к крупному каньону, который назывался Ступенью Нилокерас, и спустились в него по широкому и неровному природному съезду. К востоку лежала покрытая льдом равнина Хриса, еще один рукав Северного моря, от которого, похоже, нельзя было спастись. На юге находилась борозда Нилокерас, служившая краем комплекса каньонов, начинавшегося далеко на юге, в огромной впадине каньона Гебы. Этот каньон был со всех сторон закрыт, но его проседание, как теперь считалось, случилось из-за прорыва водоносного слоя чуть западнее, в верхней части каньона Эхо. Тогда по Эхо хлынуло неимоверное количество воды, прямо к западному краю плато Луна, в результате чего образовался высокий крутой утес Эхо-Оверлука, а потом в нем образовался прорыв, и вода устремилась по нему, разорвав большую излучину каньона Касэй и вырезав глубокий канал в низинах Хриса. Это был один из крупнейших прорывов воды в истории Марса.

Сейчас Северное море уже достигло Хриса, и вода заполняла нижние концы Нилокераса и Касэя. Плоская возвышенность – кратер Шаранова – напоминала гигантскую башню, гнездившуюся на высоком выступе этого нового фьорда. А посреди фьорда находился длинный узкий остров, один из лемнискатных островов, образованных древним наводнением и теперь снова превратившихся в острова, выделяющихся своим красным цветом на фоне белого льда. В будущем этот фьорд должен был стать даже лучшей гаванью, чем Ботаническая бухта: у него были крутые стены, но в них то тут, то там имелись уступы, которые могли стать портами. Хотя, конечно, по каньону Касэй сюда проникал бы неприятный западный ветер, порывы которого не пускали бы сюда корабли из залива Хриса…

Как странно. Она вывела молчаливых Красных на съезд, по которому они выбрались на широкий уступ к западу от ледяного фьорда. К тому времени уже наступил вечер, и, когда они вышли из марсоходов и стали спускаться к заливу, как раз начался закат.

Когда солнце уже опускалось за горизонт, они стояли тесной печальной кучкой перед одиноким ледяным блоком метров четырех высотой, чьи подтаявшие выпуклые формы были гладкими, словно мышцы. Они стояли таким образом, что солнце находилось за ледяным блоком и светило сквозь него. С обеих сторон блока яркий свет отражался от зеркального мокрого песка. Словно предостерегая. Неоспоримо, по-настоящему – к чему это их побуждало? Они стояли и молча смотрели на закат.

Когда солнце скрылось, Энн отделилась от группы и сама поднялась в свой марсоход. Она оглянулась на склон: Красные все еще были там, завороженные. Казалось, среди них находилось белое божество, подкрашенное оранжевым, как неровная белая гладь ледяной бухты. Белое божество, медведь, бухта, дольмен из марсианского льда – океан останется здесь навсегда, такой же реальный, как камни.

На следующий день она поехала по каньону Касэй, на запад, в сторону Эхо. И поднималась выше и выше, медленно преодолевая один широкий уступ за другим, пока не оказалась в месте, где Касэй изгибался налево и соединялся с дном каньона Эхо. Эта излучина была одной из самых крупных и очевидных выточенных водой форм рельефа на планете. Но теперь, заметила Энн, на плоском дне арройо росли карликовые деревья, почти такие же мелкие, как кусты, и колючие, с черной корой и блестящими, острыми, как у падуба, темно-зелеными листьями. Землю вокруг стволов облеплял мох, хотя на остальных участках его почти не было. Это был лес из деревьев одного вида, и он занимал каньон Касэй от стены до стены, заполняя огромную излучину, будто какое-то чрезмерно разросшееся черное пятно.

Энн пришлось направить марсоход прямо через низкорослый лес, и машина качалась из стороны в сторону, проезжая по ветвям, стойким, как у толокнянки, упрямо лезущим под колеса, а потом, освободившись, отступавшим назад. Энн подумала, что пройти по этому каньону пешком было теперь практически невозможно – он был таким узким и закругленным, какие, представлялось ей, были характерны для рельефа Юты. А также походил на темный лес из сказки, откуда не сбежать и где полно всяких летающих черных тварей и что-то белое, ускользающее во тьму… От комплекса безопасности ВП ООН, прежде располагавшегося в месте изгиба долины, не осталось и следа. Это место было проклято на веки вечные. Тут пытали Сакса, и Сакс же сжег его, чтобы потом здесь выросли эти колючки, полностью его заполонив. И ученых еще называют рациональными созданиями! «Да будут прокляты и они, – подумала Энн, стиснув зубы, – до седьмого колена и еще до седьмого после».

Она фыркнула и продолжила подъем по каньону Эхо, в сторону резко выступающего конуса купола Фарсиды. Там, на одной стороне вулкана, где склон выравнивался, находился город. Как сказал ей Уайтбук, там мог быть Питер, поэтому она предпочла обойти его стороной. Питер – земля под водой, Сакс – земля в огне. Когда-то Питер был ее. И на этой скале я возведу…[27] Питер – Земля Темпе, Скала Земли Времен. Новый человек, Homo martial. Тот, кто их предал. Это нужно помнить.