Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

Существовал ли в буржуазном интеллектуальном мире институт, который бы внушал Ленину благоговение и законы которого он готов был уважать? Да, несомненно: библиотеки и библиотечные правила. Страстный книгочей, Ленин судил об уровне культуры конкретного места по имеющимся там библиотекам. Единственное, что могло примирить его с Лондоном, этим оплотом плутократии и империализма, это библиотека Британского музея. В 1920 году Председатель Совета народных комиссаров и фактический диктатор России написал почтительное письмо в Московскую публичную библиотеку: он понимает, что книги не выдаются на дом, но нельзя ли ему взять всего на одну ночь два греческих словаря с тем, что утром он вернет их в библиотеку? Находясь фактически при смерти, он пишет Анне: взятая, в очередной раз в виде исключения, книга пропала, очевидно, ее взял приемный сын Анны. Книгу необходимо срочно вернуть, поскольку Ленин несет за нее ответственность![134]

Если бы Объединение библиотек нуждалось в святом покровителе, им, конечно, должен был стать Владимир Ильич Ленин.

Поколения русских радикалов вступали в любовную связь с «народом». Но к 1900 году любовь угасла. Конечно, для марксиста крестьянин не мог быть предметом наивного поклонения, как для землевольцев: примером естественных добродетелей для социалиста являлось коммунистическое общество. Жестокость крестьянина, чем-то напоминавшего дикаря, следовало направить на свержение старого режима, а вот что с ним делать, когда придет время создавать образованное, «культурное» общество? Многие марксисты просто старались не думать об этой проблеме. Ленин, прекрасно понимая, что крестьяне составляют основную долю населения России, считал, что они не могут быть отнесены к категории мелкой буржуазии. Нельзя сокрушаться над неспособностью крестьянства оценить марксизм и оставить все как есть. Революция 1905 года открыла социалистам глаза на то важное положение, которое по-прежнему занимал мужик. Временами это странное создание демонстрировало революционное рвение: крестьяне захватывали земли помещиков, сжигали их дома и нападали на полицию. А затем опять впадали в летаргический сон. Солдаты, набранные из крестьян, без всякого раскаяния по приказу расстреливали своих собратьев-крестьян.

Ленин не испытывал к крестьянам каких-либо чувств, но прекрасно понимал, что для успеха революции необходимо завоевать доверие крестьянства или, по крайней мере, нейтрализовать значительную его часть. При необходимости придется в угоду желаниям крестьян забыть о марксизме. Преемники народников, эсеры, попытались оказать влияние на крестьян. Марксистам следовало превзойти их и добиться доверия «мужиков».

Итак, 1905 год отмечен концентрацией всех усилий, направленных на привлечение крестьян на свою сторону. Сначала эти действия были сопряжены с определенной долей раздражения и неискренности, поскольку крестьянам нельзя было объяснить, что в конечном счете их судьба будет связана с марксистским государством. Следует покончить с «идиотизмом сельской жизни», считал Маркс, и тогда крестьянин по своему положению и условиям существования уподобится промышленному рабочему. Конечно, крестьянину нужно пообещать то, к чему он так истово стремится: землю, много земли. Если бы Ленин не был так глубоко предан марксистскому учению, ему бы не пришлось прилагать особых усилий для политического маневрирования. Крестьянин скорее бы предпочел жить хуже, но на собственном клочке земли, используя примитивную технику, чем стать рабочим в государственном хозяйстве, оснащенном передовой техникой. Борьба с крестьянином даже на том этапе представлялась большевикам борьбой с царством тьмы. Ярость, с которой партия под руководством Сталина проводила насильственную коллективизацию, явилась следствием компромиссов и уступок, которые предоставлялись крестьянам на протяжении четверти века.

Рабочие согласились с тем, что крестьянину отведена роль благородного дикаря. Ленинская вера в природную добродетельность пролетариата была оборотной стороной ненависти к интеллигенции. Однако вера в рабочих зачастую уступала место практическим соображениям. Рабочие честные, правдивые, смелые, но, увы, среди них мало таких, кто мог бы управлять государством. Если по неведению они собьются с социалистического пути, им надо строго указать на это. Стоило Ленину захватить власть, как он тут же объявил о закрытии профсоюзов, находившихся в оппозиции к большевикам. Он естественным образом воспринял жестокое подавление кронштадтского мятежа и не оплакивал судьбу моряков и пролетариата. Мы не слишком ошибемся, если скажем, что чувства Ленина к рабочим были сродни чувствам имперских офицеров к морякам: этакая смесь любви и снисхождения.

Можно сказать, что это действительно была любовь с оттенком зависти к простым пролетарским чувствам, неотягощенным мучительными сомнениями. Уже к концу жизни, потрясенный разногласиями в партии, Ленин пришел к выводу о необходимости увеличения числа членов ЦК за счет рабочих, «наиболее связанных с пролетарскими массами». Присутствие этих простых, «добродетельных» людей заставит Троцкого, Сталина, Бухарина отказаться от бесконечных ссор и интриганства.

Ленинская вера в простого человека нередко приводила к серьезным ошибкам. Нет никаких сомнений в том, что его восторженное отношение к Гапону отчасти объясняется крестьянскими корнями «батюшки». Способный человек из народа скорее завоюет доверие, чем обладающий такими же способностями интеллигент. Именно поэтому в течение долгого времени Ленин доверял и поддерживал Романа Малиновского, хотя и ходили упорные слухи (вполне обоснованные), что он – агент-провокатор, снабжающий полицию информацией о деятельности большевиков. Но Малиновский, несмотря на преступное прошлое, был «настоящим» рабочим, и Ленину не верилось, что такой человек может оказаться предателем. Весьма возможно, он выделял Сталина тоже по классовому признаку, что вызывало явное неодобрение партийных интеллигентов. «Замечательный грузин» был сыном сапожника, каким простым и понятным казался он на фоне тщеславных, суетливых интеллигентов! Ленин не поддерживал мнения некоторых народников, что преступление, совершенное представителями низших слоев общества, является примитивной формой социального протеста. Он снисходительно относился к виновным в хулиганстве или бандитизме, если их действия были продиктованы излишним пролетарским рвением. Законопослушный, дисциплинированный Ленин боролся, правда не всегда успешно, с желанием уничтожить буржуазию. Он злорадствовал при виде того, как эти лицемерные, напыщенные адвокаты, профессора и иже с ними, при всей их болтовне о личной неприкосновенности, трутся рядом с его пролетарскими «мальчиками».

Таким был Ленин в 1905 году. Последующие годы отразились на его взглядах и действиях, но сам он не изменился.

Это была генеральная репетиция – так Ленин оценил революцию 1905 года. В ней уже присутствовали основные элементы революции 1917 года: поражение в войне, враждебное отношение образованных классов к монархии, уличные демонстрации под красными флагами. Еще до событий 9 января стало ясно, что приближается важный период в истории России. Ни о какой законности и правопорядке не было речи даже среди тех классов, которые несли наибольший ущерб от беспорядков и беззакония. Общество равнодушно, а временами и с одобрением относилось к убийствам царских чиновников и министров. В 1904 году известие об убийстве эсером министра внутренних дел Плеве было встречено с радостью! В доме князя Трубецкого, аристократа, философа и правоведа, как раз вспоминали знаменитого юриста, когда пришло это известие. Князь осенил себя крестом и, по всей видимости, собрался сказать: «Слава тебе, Господи!» – но, увидев изумление, написанное на лице собеседника, довольствовался: «Господи, прости!»[135]