Милая моя - Юрий Иосифович Визбор
Шрифт:
Интервал:
Другие именно потому, что им претит ошиваться у отполированного локтями прилавка пищеблока, уходят в высшие бестелесные сферы, туда, где царят «Пинк Флойд», рубашки с нашивками американской армии, какая-то новоявленная маниловщина, которая в конце концов приводит к алкоголизму. Впрочем, лишний кусок жареной трески ведет туда же.
Такие дети чаще всего становятся вывеской родителей, их возможностей.
— Ну, Коля, ну, Коля, ты злой. Ну, ты злой на нашу молодежь!
— Студентов вижу каждый день.
— Ну и что же они тебе?
— Доброты в них нет. Настоящей. За чужой счет — пожалуйста. А настоящая доброта связана с минимальной по крайней мере жертвой.
Сперанский:
— Доброта — собственное произведение и приобретение. Из всех качеств она менее всего наследуется. Она — от воспитания, она — собственная. Ее нельзя взять напрокат.
Митя:
— Один древний египетский папирус начинался со слов: «Какая плохая нынче молодежь».
* * *
Ио-го-го и бутылка водки.
* * *
Поднимем мы среднюю цифру.
* * *
— А меня зовут Визбор.
— Не слышал. А тебя?
— Вир Риван.
— Тоже не слышал. Из армян?
* * *
И распродали Володю с молотка.
* * *
Нет, я не Карпов, я Корчной.
* * *
А функция заката такова.
* * *
Лежат девичьи имена,
Как будто звезды на погонах.
Любовь все спишет, как война, —
У них и баб свои законы.
* * *
Мы вышли из зоны циклонов,
Из сферы собачьих дождей.
* * *
— Когда же писать?
— Вот сейчас и писать.
* * *
Где ледники, как смерзшееся небо.
* * *
Господи, я должен что-то делать. Господи, я должен рисовать!
* * *
Мы спасем от одиночества эти синие хребты.
* * *
И в варежке зажав фонарь луны,
Идет январь средь снежной тишины.
И горизонт, задвинутый портьерой
(1980–1984)
* * *
Мой край знаменит не лугами,
Не солнечных пляжей каймой,
Он больше известен снегами
И долгой полярной зимой.
* * *
Дизель-бренди — спирт с бензином.
* * *
Висит:
1) Капитан всегда прав.
2) Если капитан не прав, см. 1.
3) Учись на капитана.
* * *
Запись в судовом журнале: Стоим на рейде. 1–5 град. Но вот пришли с берега и принесли. В общем, запись кончаю. Целую. Гена.
* * *
Я не скептик, я курсант.
* * *
Ну кто-нибудь, ну дайте ж валидолу!
* * *
Ты помнишь — к нам приходил один пейзаж?
* * *
Что такое экстра — понимаю,
Что такое сенс — не разберу.
Что такое поле — понимаю,
Что такое био — не пойму.
* * *
Хрустота коленей и локтей.
* * *
Еще не умерла Россия,
Покуда живы мы с тобой.
* * *
И женщина, похожая на время года.
* * *
И горизонт, задвинутый портьерой.
* * *
Хоккей без травы.
* * *
Как самому собрать телевизор? При помощи совка и веника.
* * *
Мы боремся за мир. Нам нужен мир, и желательно весь.
* * *
Председатель колхоза — запои. В конце запоев обязательно бежит в поле вешаться. Там у него для этого припасена специальная веревка, есть и замечательная береза, под которой в сенокосную пору любят отдыхать косари.
Весь колхоз уже только и ждет этого, сторожат, чтобы и вправду не повесился.
Председатель сам на своем «газике» пьяный приезжает к березе. В кустах уже ждут его пластуны. Как только председатель набрасывает веревку на шею, так из кустов выходит все население колхоза и с воем и плачем устремляется к нему, кричат: «Не надо, Сергей Федорович». Он делает вид, что не видит людей, прилаживает поудобнее веревку. Наконец обращает внимание на идущих, хмуро на них смотрит. Сам начинает плакать.
— Не любите вы меня, не любите, — бормочет он сквозь слезы.
— Любим, еще как любим! — утверждают подходящие к нему, а некоторые уже и на коленях.
— Не любите!
— Любим!
Дело кончается тем, что председателю подносят чарку. На этом запой и кончается.
* * *
Секретарь Пензенского обкома о Салтыкове-Щедрине: «Так, понимаете ли, оклеветал область, а приходится юбилей праздновать!»
* * *
— Вот все говорят — отец, отец. Я почитаю его, как отца, отмечаю его память. Он был чистым и честным человеком. Но он был фанатиком. Я не знаю, Юр, кем бы он сейчас стал.
* * *
Он работает без отдыха, чувствует историческую обязанность. Маленькая комнатушка, вся забитая книгами и папками под номерами. И гантели. Он работает на вечность. Он не должен раньше времени умереть. Он пишет, пишет, потом поднимает гантели в перерывах.
* * *
Булат поехал во Францию через Мин. культуры. Какая у вас ставка? Никакой. Ну, значит, вы еще останетесь должны нам.
Иваненко — тот самый герой Ивашкиады. Ну, мы для вас сделали невозможное — выбили для вас ставку Образцовой. Или Архиповой. То есть пополам — 50 % себе, 50 — государству. Отдельное купе — купили два места.
* * *
В дверях: «Ты меня целуешь?» — «Конечно. Условно».
* * *
Они прожили уже три года. Он все время говорил: «Когда я слышу ее голос по телефону, я с ума схожу».
Он настаивал, что именно по телефону, хотя я тоже с ней говорил именно по телефону, и голос у нее неприятный и сухой.
* * *
Когда Володя Смирнов уходит на работу и говорит Надежде (та закрыта в кухне с попугаем, который не любит, когда уходят): «Я пошел, Надюша», она ему отвечает: «Я рыдаю!!!»
* * *
Письмо в ВАК: «Я ничего не хочу сказать плохого о соискателе. Вы просто вызовите его в Москву. Не задавайте
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!