Принц приливов - Пэт Конрой

Ошеломленный Бернард тяжело дышал и заметно дрожал.

— А идите вы подальше! — выпалил он, едва сдерживая слезы.

— Раз уж я с тобой связался…

— Я вас не просил. У меня все нормально, — хорохорился Бернард, едва владея собой.

— Нет, у тебя как раз не все нормально.

Я понимал, что добиваю его, и ненавидел себя за это, однако мой голос становился все жестче и холоднее.

— Давно не видел таких несчастных ребят, как ты. За пять минут я понял: у тебя, парень, во всем мире нет ни одного друга. Зимой тебе было очень одиноко в своей Академии. Так, Бернард? Мальчишки тебя задевали? Дразнили? Конечно, они попросту тебя игнорировали, но это еще не самое страшное. Удалось им превратить твою жизнь в кошмар наяву? Как видишь, я изучил мальчишеский мир вдоль и поперек. Знаю, как они относятся к растяпам и неудачникам. А может, я ошибаюсь и у тебя есть друг? Чего молчишь, Бернард? Назови мне его имя.

Тут парень не выдержал. Он пытался сдержать слезы, но те лились по щекам, как вода, вырвавшаяся из запруды. Его плечи вздрагивали; он рыдал громко, закрыв лицо руками.

Затем Бернард поднял голову и уставился на мокрые ладони.

— Я плачу, — удивленно заметил он. — Это вы меня довели.

— Да, Бернард. Я специально на тебя наехал. Я рассчитывал, что ты разревешься и тогда я увижу под твоей поганой бравадой что-то человеческое.

— Это ваш стиль тренировки? — горестно спросил он.

— Да. Применяю его с придурками вроде тебя.

— Мне он не нравится.

— Ну и что? Какое мне дело?

— А мама говорила — вы приятный человек. Значит, обманула.

— С хорошими людьми и я — приятный человек. Очень даже приятный с теми, кто мне не хамит.

— Я расскажу маме, как вы со мной обошлись, — пригрозил Бернард. — Как вели себя. Все расскажу.

— Напугал, малыш. У меня уже поджилки трясутся.

— Мама считает, что взрослые должны обращаться с детьми как с равными.

— Думаешь, это правильно?

— Да. И ей очень не понравится ваше поведение.

Бернард все еще не мог восстановить дыхание.

— Ну так давай отправимся к ней, Бернард, — предложил я. — Прямо сейчас.

— Она в кабинете. У нее прием пациентов.

— Не беда. У твоей мамы бывают десятиминутные перерывы. Мы подождем. В моем присутствии повторишь все мои слова, после чего я объясню, почему их наговорил.

— Мама не любит, когда понапрасну тратят ее рабочее время.

— Вот и я не люблю, парень. А ты отнял изрядный кусок моего времени.

— Это вы называете работой? — На лице Бернарда вновь появилась ухмылка.

— Я называю это тяжким трудом, Бернард. — Я повысил голос. — Жестоким, изощренным наказанием. Пыткой. Терпеть не могу убивать время на таких, как ты.

— А кто вас просил? — обиделся парень.

— Твоя мать. Так что пойдем к ней и покончим с этим, к нашей общей радости.

— Нет. Мне тогда от нее достанется.

— Что ты, Бернард? Мама побеседует с тобой как со взрослым человеком, — язвительно сказал я.

— Будете на меня давить, я пожалуюсь отцу, и тогда ни вам, ни маме не поздоровится.

— Меня ты своим отцом точно не испугаешь.

— Да? А вы знаете, кто он? — с запалом трехлетнего малыша продолжал Бернард.

— Не знаю. И кто же?

— Герберт Вудруфф.

— Стало быть, у вас одинаковые фамилии, — заключил я; мне надоела хвастливая болтовня Бернарда.

— Вы хоть в курсе, чем он занимается? — спросил Бернард. — Он один из известнейших скрипачей в мире.

— Всегда до смерти боялся скрипачей. Особенно когда они смычками машут.

— Но он вращается среди очень влиятельных людей. Очень влиятельных, мистер.

Ухмылка исчезла с лица Бернарда. Мне казалось, он снова заревет.

— Что, Бернард, тяжело? — устало произнес я. — Тяжело быть дыркой от задницы? Всегда хотелось спросить у таких, как ты. Только случая не представлялось.

Он вдруг совершенно нелепым жестом вскинул руки над головой.

— Мне тоже все равно, что вы обо мне думаете. Вы со мной почти не знакомы. Нельзя за пятнадцать минут изучить человека.

— И опять ты ошибаешься, Бернард. Иногда и тридцати секунд достаточно.

Парень повернулся, словно собрался уходить. Потом остановился и вновь тяжело задышал.

— Вы это… не говорите маме. Пожалуйста.

— Хорошо, не буду.

— Вы… серьезно? — уточнил Бернард.

— Вполне. Твоя просьба разумна, ты стал нормально изъясняться. Люблю вознаграждать вежливое поведение.

— А что вы ей скажете, когда увидите?

— Что ты — настоящий принц и решил серьезно заниматься скрипкой вместо футбольных тренировок.

Бернард снова опустил глаза. Он стоял, ковыряя землю носком дорогих спортивных туфель.

— В прошлом году я не играл в футбол.

— Но вроде твой отец заприметил тебя на снимке школьной команды?

— Я отвечал за снаряжение. А с игрой… Вышел на тренировку. Тренер в первый же день стал учить нас, как делать противникам подножки[90]. А я никогда в жизни никого не сбивал. Все мальчишки потешались надо мной.

— Ты помнишь, кто над тобой смеялся?

— Конечно. Но какая разница?

— Если ты станешь со мной заниматься, мы отобьем у этих мальчишек чувство юмора… Противники будут уверены, что их сбил не ты, а «бьюик». Но зачем ты соврал отцу, что входишь в состав команды?

— Чтобы он считал меня игроком.

— Зачем, Бернард?

— Не знаю, — честно ответил мальчик. — Может, хотел рассердить его. Он ненавидит спорт. Его злит, что я интересуюсь спортом.

— Нет, Бернард. Спортом ты не интересуешься. И ты отлично постарался, убеждая меня в этом.

— Я вам не нравлюсь, да? — протянул Бернард плаксиво-умоляющим тоном.

— Не нравишься. Мне не понравилось, как ты вел себя со мной. Не понравилось твое отношение. Пока что я вижу перед собой злого и несчастного придурка. Не уверен, поможет ли тебе футбол. Знаешь, почему? Потому что самое замечательное в футболе, единственная великолепная его особенность — это масса наслаждения от игры. Иначе футбол превращается в глупую бесполезную затею. А ты явно ни от чего в жизни не получаешь удовольствия. К тому же, боюсь, занятия с тобой не принесут мне никакого удовлетворения. Пойми, я люблю футбол. Отношусь к нему серьезно. Футбол для меня — источник радости, и я не хочу, чтобы эта радость уничтожалась твоим равнодушием.