Люди ПЕРЕХОДного периода - Григорий Ряжский

— Ну? — она просто посмотрела на меня, даже не произнеся этого короткого слова.

— Сутки! — отрапортовал я. — Если по земным меркам. По здешним, не знаю, будем тыкаться, глядишь, и попадём.

— Пошли, — она поднялась с песка и напомнила мне: — Думаешь строго обо мне, а я о них. Двинули!

— Куда? — не понял я.

— К этим обормотам, — отмахнулась она, — надо же их предупредить как-никак. И поставить в известность. А там пускай сами решают.

Мы пересекли близлежащую туманность и вошли в зону серой неизвестности. Я, отрешившись от всего остального, думал о Ленке, снова чередуя в мыслях её имена. Должен признать, что столь ненавидимое женой имя Магдалена лично мне сразу пришлось по душе, — не знаю, правда, по какой, всё равно это уже ничего не меняло. Я даже представил себе, как ласкаю прошлое Ленкино тело и шепчу в её теплое ухо: «Магду-усик, Магду-уля… Магдале-енушка…»

Братаны встретили нас стоя и даже немного подбоченились, вытянувшись и подобрав худые спины. То и было понятно: одна — прямая начальница, другой — быстро выросший на карьерных дрожжах счастливчик, с первой же минуты намертво приклеившийся к ихней командирше, будто так и надо.

— Вот что, ребятки, — будничным голосом обозначила наше появление Ленка, — я Елена, та самая, директор «Шиншиллы», если вы ещё не поняли. А Герман, — она кивнула на меня, не обернувшись, — мой муж. Впрочем, это вы и так знаете.

Оба стояли с выпученным зрением, переваривая услышанное.

— Точно! — первым воскликнул брат Павел. — Как же это мы лоханулись-то, а?! Она-то нас не знала, а мы-то её как родную должны были помнить!

— Вот бабы… — с горечью добавил брат Пётр, — голову сымут с себя, в смысле волосню, рожу отмоют от кремо́в, и на тебе — другая личность, вообще не в лом, мимо денег, полное попадалово!

— На том стоим, — без особого чувства отозвалась Ленка и, строго оглядев обоих подшефных, распорядилась: — Так, сели и успокоились, братья. Сидим, молчим, слушаем, вникаем, делаем выводы.

Оба тут же подчинились, признавая за моей женщиной безусловную власть. И уставились на нас обоих, поскольку я занял почётное место рядом с оболочкой собственной жены.

— В общем, мы идём в отрыв, — с этих слов Ленка начала свою прощальную речь. — Мы с Германом нащупали канал и решили, что будем пробовать утянуться обратно, совсем.

— С Богом! — одобрительно покачал головой Пётр. — Мы б и сами с вами, да только некуда.

— В добрый путь! — поддержал свою близнецовую оболочку брат Павел. — Жаль будет, вы оба хорошие оболочки, добрые, без задних мыслей, всё у вас как написано, так и слушается. А уж про тебя, Магда… — тут он сбился, но сразу же поправился: — Я хотел сказать, Еленочка, вообще речи нет, мы на твоём бабле, можно сказать, так нормально поднялись, что, кроме наилучшей памяти, ничего не останется, честно.

Я удивлённо посмотрел на жену, она — строго — на Павла.

— Неужели вы меня крышевали, никогда бы не поверила?!

— А зря, — помотал головой Пётр, — у нас с тобой всё было по согласию и взаимности. Жаль, что ты отлетела раньше, чем мы с тобой познакомились. Если б не так, то сама бы подтвердила, зуб даю, — и беззвучно щёлкнул средним пальцем в низ подбородка.

— Но мы ж за тебя и пострадали, Елена, — на этот раз очередь внести свой вклад в историю отношений уже пришла Паше, — по 162-й сели из-за Рыбы, ясное дело, но это ж ты нас к ней послала, правильно? — и пристально впёр зрение в мою жену.

— Хотя, главное, не что мы сели, а что под Гамлета попали после, под Черепа этого окаянного, — с горечью добавил Петро, — через него и залетели сюда, прям с зоны, после как нас с ним обоих на ножи поставили, по его же указке.

Это братское сообщение было новостью больше для Ленки, чем для меня. Я-то мало-мальски за время своего общения с ними успел так или иначе обрасти кое-какими знаниями, войдя в биографические подробности обоих шиншилльских охранителей. Но ещё большим откровением стало то, что сразу же вслед сказанному братья услышали от Леночки. Быстро прикинув получившийся расклад, она решила ознакомить обоих с самыми свежими новостями по нашей местности.

— Слушайте, мальчики, Петя, Паша, я хочу, чтобы вы знали — Гамлет здесь. Он только прибыл, и его встречал Герман, — я утвердительно кивнул в подтверждение жёниных слов, — и, насколько я знаю от моего мужа, намерения его самые что ни на есть суровые.

— И он живой, пацаны, — рубанул я вдогонку, чтобы уж бить в яблочко, не оставляя самое неприятное на потом, — вообще натурально полноценный перец: плюётся, мочится и жрать всё время хочет. Не удивлюсь, если живые козюли в носу обнаружатся, понимаете, о чём речь веду?

— Оп-па! — сказал один.

— Эка вон! — добавил другой.

— Мля-а-а… — промычали оба, не сговариваясь.

— Братцы, это чистый будет нам кошмар, реально говорю, без бэ! — промолвил первый.

— Ребяты, мы попали, точняк, два зуба́ даю заместо одного! — догнал его второй и дважды щёлкнул себя по виртуальной нижней скуле.

— Всё так серьёзно? — стараясь не нагнетать излишней паники, спросила моя жена. — Он что, зверь, что ли, законченный?

— Он хуже, чем зве-ерь, — обхватив головной шар, почти провыл Павел, — он у зверей вожак ста-аи.

— Предводитель, — пояснил Пётр, находящийся в неменьшей коматозке, чем близнец, — отрыватель голов, какие не по нему растут.

— А за что такая у него к вам неприязнь, могу я узнать? — Я тоже влез в разговор, поддавшись общей подавленности. — Чем вы ему так уж насолили, конкретно?

— Да чего ж конкретней, — вздохнул Павло, — надо было Химика одного по его наколке приморить, а мы не приморили. Родорховича этого чёртова, Лиахима. Так он нас за это самих приморил, выходит. А сюда, видать, прибыл совсем заморить, урыть, мочкануть, кончить и завалить… это если по существу темы.

— Родорховича? — удивился я. — Того самого, миллионщика, нефтяника, создателя «Кукиса»?

— Его, сердечного, какого ж ещё-то, он у народа нашего один такой умный, хотя и вежливый, лишнего и плохого про него не скажу, — согласился он с моей версией.

— Так вы же герои, братцы! — подскочила на месте моя жена. — Вы же спасли от погибели знаменитого оппозиционера и противника власти, лишенца и страдальца ни за что!

— И чего нам с этого? — буркнул Петя. — Всё одно настигнет и кончит, он такой: голову — в песок, оболочку — в пыль.

— Погоди, — я вновь вмешался в печальную беседу, — он, вроде, толковал, что вы его чуть сами не прикончили, селезёнку, кажется, порвали и бунт в вверенной ему зоне затеяли.

Оба синхронно схватились за голову и застонали.

— Ё-ё-ё…

— А мы-то ни сном, ни рылом про это, мы ж отлетели сразу после Лиахима… а выходит, ещё больше накосячили, но уже после…