Графиня фон Мален - Борис Вячеславович Конофальский

не посчитал, – беспечно отвечал генерал. – Все серебро считано ящиками да сундуками, а люди, что взвешивали его, так глупы были, сбивались со счета часто, и верный вес серебра мне неизвестен. Пудов сто двадцать будет или сто пятьдесят, а, – Волков небрежно махнул рукой, – Господь его знает.

– Ах вот как, – единственное, что и смог сказать Фабио Кальяри.

Остальные молчали, кажется, сильно этим сообщением генерала удивлены были. И то ли небрежность его к счету серебра удивляла их, то ли количество найденного.

И только самый опытный из них отважился спрашивать дальше. Фабио Кальяри отодвинул от себя тарелку: не до кушаний ему было уже, тут речь о больших деньгах пошла.

– А что же вы, дорогой мой генерал, собираетесь делать с этим серебром?

«Ну, вот и дошли мы до самого главного».

И в это время стали вторую смену блюд подавать: голуби, вальдшнепы, куропатки, перепела и яйца всяких иных птиц с уксусом, с горчичными и медовыми соусами и соусами острыми, а к ним мускаты и хересы из вин. И Волков стал делать вид, что жирный, искусно жаренный вальдшнеп интересует его больше всех этих разговоров про серебро. Указал он на одну птицу пальцем, и тут же расторопный слуга уложил ее кавалеру на серебряное блюдо и в новый стакан хотел лить мускат, но генерал указал слуге на токайское, которое ему понравилось. А сам отвечал тем временем на вопрос старого банкира:

– С серебром что делать? Даже и не знаю, чеканного двора у меня нет, монету мне не отчеканить, продать его – так я цен не знаю, а посему части этого богатства преподнесу в дар сеньорам своим. Им нужнее.

– Каким еще сеньорам? – вырвалось у многоумного Энрике Ренальди.

Он схватил полотенце с колен и стал вытирать жирные пальцы и при этом смотрел на генерала как на сумасшедшего. И было в его вопросе столько удивления, а во взгляде столько праведного возмущения, что Волков едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Банкир видел, что его обогащению, что большому его кушу угрожает что-то, сеньоры какие-то, и оттого не смог даже сдержать чувств своих, которые обычно такие люди скрывать умеют, как никто другой. Чтобы не засмеяться, кавалеру пришлось сделать большой глоток вина и стараться не смотреть в сторону возмущенного и удивленного Энрике Ренальди. И, лишь взяв себя в руки, он важно произнес:

– А сеньоров у меня два. Один – мирской мой сеньор, коему я приносил оммаж перед всем его рыцарством, то князь Карл Оттон Четвертый, герцог и курфюрст Ребенрее, а второй мой сеньор – то сеньор по вере, то наш любезный князь божий, его высокопреосвященство архиепископ, курфюрст Ланна и Фринланда. – Волков поднял палец вверх, показывая, кто его второй сеньор.

Все банкиры молчали, переглядываясь, и лишь Фабио Кальяри, старейший и мудрейший среди них, произнес негромко:

– Сие мудро. Мудро.

Глава 32

Потом купцы молчали, пока самый молодой из них не взял на себя смелость сказать:

– Верность своему благодетелю и сеньору – вещь очень важная, но не хотели бы вы, генерал, и о себе немного подумать?

– Все время о себе думаю, – отвечал Волков, – а вы про что, друг мой, говорите?

– Про то, что, может, вы не будете отдавать все серебро вашим сеньорам? Может, продадите его за хорошую цену? Вам после трудов ваших ведь не помешает некоторое вознаграждение, – вкрадчиво и без спешки предлагал Энрике Ренальди.

– Не помешает, не помешает, – соглашался кавалер. – А что же вы, друг мой, знаете таких людей, что купят серебро? Думал я, что серебро покупают те, у кого есть свои чеканные дворы. Люди с титулами. Или какие-то серебряных дел мастера.

– Можем и мы купить, – не выдержал Алесандро Кальяри.

– Вы? – Волков немного удивился. – Вот уж не думал. А почем же вы готовы купить, сеньор Алесандро?

– Ну, не знаю даже, – начал прикидывать банкир, он даже на небо поглядел, словно там были цифры для подсказки, и, опустив глаза, закинул первый крючок: – Пятнадцать золотых гульденов.

«Пятнадцать золотых гульденов? Прекрасно звучит. Послушаешь его и подумаешь, что гульдены бывают еще и медные. – Волков едва не усмехнулся. – Да, а эти волки позубастее тех, что ко мне из Рункеля приходили, те начинали с восемнадцати крон, притом что крона еще и тяжелее гульдена».

– Пятнадцать гульденов? – Волков откинулся на спинку стула и стал вытирать руки полотенцем.

Банкиры ждали его ответа, и опять Пьетро Ренальди не выдержал:

– Что, мало вам, генерал? Давайте дадим вам шестнадцать.

– Шестнадцать? – Волков посмотрел на него выразительно и ответил: – Пришли ко мне купцы из города Рункеля – я вам рассказывал, что его разграбили ландскнехты, – так вот, они предложили двадцать четыре с половиной кроны за пуд.

– Двадцать четыре с половиной кроны? – переспросил Фабио Кальяри.

– Именно так, – подтвердил кавалер.

Алесандро Кальяри склонился к деду, стал ему что-то шептать на ухо. А Пьетро Ренальди в упор смотрел на Волкова уже как на противника.

К старому банкиру подошел слуга, стал ему на ухо что-то говорить, наверное, спрашивать про следующую перемену блюд, а тот раздраженно махнул ему рукой, мол, убирайся.

«Кажется, наелись банкиры». А Волков как ни в чем не бывало поглядывал на банкиров, из последних сил догрызая крыло вкуснейшего вальдшнепа.

А старый банкир, выслушав молодого и покивав головой, произнес:

– Мы готовы вам дать двадцать пять гульденов за пуд. Но если вы продадите нам не менее ста пудов.

– А двадцать четыре с половиной кроны – это в гульденах… – Волков сделал вид, что считает, хотя давно уже подсчитал.

– Хорошо, мы дадим вам двадцать шесть! – выпалил Пьетро Ренальди. – Но вы нам отдадите сто пудов.

– Двадцать четыре с половиной кроны – это почти двадцать семь гульденов, – наконец «подсчитал» кавалер. – На ста пудах – это сто золотых монет.

– Двадцать семь? – Фабио Кальяри скривился.

И тут Волков отбросил всякое притворство и заговорил как надобно, так что банкиры сразу поняли, с кем имеют дело:

– Пуд серебра – это почти две тысячи талеров земли Ребенрее, две тысячи талеров Ребенрее – пятьдесят шесть гульденов у любого менялы.

– Монеты и металл – разные вещи… – начал было господин Леманн.

Но Волков только поморщился.

– Не делайте из меня дурака, господин Леманн. Ваше влияние и ваши связи с княжескими дворами позволяют вам пользоваться их монетными дворами. Все князья в округе, все до единого, – ваши должники. Вряд ли вам откажет, к примеру, брат Илларион, когда вы попросите его перечеканить это серебро в