Урочище Пустыня - Юрий Сысков

или иначе становится реальностью и, возможно, преображает человека в лучшую сторону. Но не слишком ли поздно? Не надо себя обманывать — что-то не слишком святозарен он. И вряд ли проникнется святостью, даже если остаток своих дней проведет в посте и молитве. А можно стать атеистом и жить исключительно державнейшими заботами государства Российского. Верить в духовное возрождение и экономическое процветание родного Отечества. За счет каких ресурсов? За счет природных, каких же еще. Они нам компьютеры, смартфоны, автомобили и навигаторы, а мы им мед, меха, пеньку и воск. Когда кончится газ и иссякнет нефть… А можно стать гражданином мира. Всеобщее счастье? Да, многие тираны, деспоты и садисты мечтали об этом. Но что ни делай — всегда будут надменные красавицы и несчастные дурнушки, юноши, мечтающие о доблести, о подвигах, о славе и их поумневшие отцы, для которых единственным смыслом жизни стали деньги, всегда эгоизм молодости будет проходить мимо страданий старости и ничего нельзя поделать с одиночеством. Это — удел каждого. Поэтому в реальности достижимо только всеобщее несчастье, что обычно и бывает, когда кто-то пытается осчастливить всех и сразу…

Может, заняться военной наукой? Написать диссертацию: «Мат как средство управления подразделением в бою». А что? Тема вечно актуальная. Война и мат неразделимы, как змей и жало, Инь и Ян.

Рогатки и препоны цензуры, мать его…

Что же остается? Хоккей «Канада — Россия». Страна кленовых листьев против страны березовых веников. Или ситца. И то наши могут продуть. Поэтому удовольствие сомнительное, если что…

Вот и получается, что когда иссякнут все иллюзии — относительно себя, мира и себя в этом мире человеку нечего будет противопоставить судьбе перед лицом неизбежной смерти, кроме своего достоинства…

Было без четверти одиннадцать. Стараясь никого не разбудить, Садовский выбрался из палатки на свежий воздух. Сгущалась тьма, истаивали звуки. И только размытые очертания холма да журчание бормочущей спросонья речушки напоминали ему о том, что он по-прежнему в урочище и дело его, за которым он сюда приехал не сделано. И вряд ли будет. Где-то здесь, быть может, в двух шагах от него видела свои сторожкие, убегающие сны (и чем черт не шутит — его во сне) доверившаяся ему женщина, имени которой он так и не узнал. Не узнанными остались и черты ее лица, скрытого толщей непроницаемого мрака, и голос, слившийся с шепотом ночи. Неразгаданность этой тайны — пожалуй, единственное, что его здесь удерживало. Да и перед ребятами неудобно, хоть он им и никто. Сочтут дезертиром.

Вдруг в поле его зрения попал знакомый контур — что-то крестообразное, высящееся на пригорке, с полукруглым предметом над ним, похожим на черный нимб.

— Нет, мы так не договаривались, — вслух сказал Садовский и направился к бивуаку Полковника.

Там было тихо. Только в «буханке» горел свет и беззвучно мелькали чьи-то фигуры. Испытывая прилив дикой, рвущейся наружу, неукротимой энергии, он выворотил крест, установленный на могиле эсэсовского офицера, и пнул каску. Она сделала по земле круг и вернулась обратно. Садовский пнул ее еще раз.

— Сгинь, фашистская нечисть…

Подпрыгивая и кувыркаясь, словно живая, каска исчезла в темноте.

— Я ухожу! Немедленно! — донесся до него встревоженный, чуть сдавленный от волнения, на грани истерики женский голос. Светлана?

Вслед за этим хлопнула дверь «буханки» и он увидел метнувшуюся к лесной чаще тень. За ней неторопливо последовала другая. На минуту-другую он потерял ее из виду, но потом она появилась чуть поодаль — с горбом на спине и каким-то цилиндром, похожим на трубу. Садовский понял, что это тренер, он же Инженер, экипированный по-походному. И пошел за ним.

Светлана, если это была она, рванула напрямик, через кусты и бурелом. Ее не было видно, но было хорошо, очень хорошо слышно — ее выдавал треск валежника. Тренер крался за ней, ступая мягко и почти неслышно, как барс. Ведомый охотничьим инстинктом, он срезал углы, ловко обходил препятствия и неумолимо приближался к своей добыче.

Подойдя к беглянке на пару метров, он сбросил с себя рюкзак, достал из тубуса биту и, взяв ее, как двуручный меч, сделал короткий замах.

— Ой… мамочки… — пролепетала Светлана (теперь уже не оставалось никаких сомнений, что это она) и беспомощно прикрылась руками. Но Садовский успел перехватить биту и отшвырнуть ее в сторону.

— А, это ты, — почти по-приятельски произнес тренер и нанес один из своих коварных, скрытных, зубодробительных ударов. Садовского опрокинуло навзничь, как от мощной взрывной волны. Он даже не успел понять, что произошло — лишь почувствовал, как на него навалилась какая-то неподъемная тяжесть и хрустнуло что-то в груди.

— Обратного отсчета не будет, — прохрипел тренер и нанес еще один сокрушительный удар — на этот раз амплитудный. Несколько секунд Садовский находился в отключке, а когда пришел в себя увидел странную картину — тренер лежит рядом с ним без сознания, а над ним с битой наперевес стоит Алена.

— Участнице боев без правил — любовь без границ! — выдавил из себя Садовский. Кажется, этот мордоворот сломал ему челюсть.

— Можешь не благодарить. Поле боя осталось за тобой… — буднично произнесла Алена и помогла ему подняться.

— Что, прямо по башке? — удивился он, глядя на распростертое тело Инженера.

— Я не специально. Так получилось. Просто вернула долг. Не люблю быть кому-то должна…

— Долг? Прости, я что-то плохо соображаю…

— Не будем вдаваться. Старая история…

Перед глазами Садовского всплыл поразивший его недавно эпизод — спарринг Алены с тренером. Судя по тому, с какой беспощадностью она молотила его своими хрупкими руками и ногами, как отчаянно кидалась в атаку на заведомо более сильного противника инстинкт самосохранения был снят у нее с тормозов. А может быть и вовсе отсутствовал. Это не было похоже на тренировку. Это была настоящая рубка — жестокая и бескомпромиссная…

Что за этим скрывалось можно было только догадываться. Но точно не рутина тренировочного процесса и не инфантильное желание ученика превзойти своего учителя. Что-то другое, гораздо более серьезное.

— Объясните мне, что тут происходит, — потребовал Садовский, с интересом наблюдая за сонмом звездочек, вращающихся у него перед газами. Он слишком резко поднялся.

— Они хотели… То есть не хотели… — попыталась заговорить Светлана и заплакала так обреченно, словно иссякли ее последние силы.

— Короче, вчера мы обнаружили один из схронов, обозначенных в письме штурмбаннфюрера Краузе, — сказала Алена. — И в нем — серебряный оклад с древней иконы.

— С той самой… которая пропала… во время войны, — всхлипывая и шмыгая носом, сказал Светлана. — Чудотворный о-образ… Старорусской Божией Матери…

Попискивая, как мышка-норушка, она тоненько